Ачария Ман. Духовная биография. Зрелые годы – Ачария Маха Бува

Смотрите также: Ачария Ман. Духовная биография. Ранние годы

В ранние годы, когда Ачария Ман впервые начал скитаться как монах дхутанга, то начал с северо-восточной провинции Накхонпханом. Оттуда он отправился по провинциям Саконнакхон и Удонтхани, в итоге добравшись до Бирмы, где пробыл некоторое время, прежде чем вернуться в Таиланд через северную провинцию Чиангмай. Ненадолго остановившись там, он затем отправился в Лаос, практикуя аскетический образ жизни в Луанг Прабанге, а затем во Вьентьяне, прежде чем вернуться в провинцию Лей. Из этого северо-восточного региона он спустился вниз в Бангкок, проведя ретрит сезона дождей в монастыре Ват Патхумван. После этого, он поселился в пещере Сарика и оставался там в течение нескольких лет. Только покинув эту пещеру, он вернулся в северо-восточный регион.

За годы этих долгих скитаний он почти всегда путешествовал один. Лишь несколько раз его сопровождал другой монах, и даже тогда они вскоре расстались. Ачария Ман всегда практиковал с целеустремлённой решимостью, которая держала его поодаль от своих собратьев-монахов. Он неизменно чувствовал себя более комфортно, скитаясь в одиночестве и практикуя аскетический образ жизни. Только после того, как его сердце достаточно укрепилось в высоких духовных достижениях, у него возникло сострадание и желание обучать братьев-монахов. По этим соображениям он покинул покой и спокойствие пещеры Сарика и вернулся на северо-восток.

Ранее, во время своих скитаний в северо-восточных провинциях, у него была возможность обучать нескольких монахов, практикующих камматхану. В те дни он встречал большое количество монахов дхутанга в различных местах на северо-востоке. Теперь, путешествуя назад, Ачария Ман был полон решимости учить монахов и мирян, доверившихся его руководству, вкладывая всю свою энергию в это дело. Вернувшись в те же провинции, по которым когда-то бродил, он обнаружил, что монахи и миряне повсюду вскоре обрели веру в него. Многие из них, вдохновлённые его обучением, были посвящены в монахи, чтобы практиковать так же, как и он. Даже некоторые старшие ачарии, бывшие сами по себе учителями, отбросили свою гордыню и отказались от своих обязательств, дабы практиковать под его руководством. Их умы в итоге настолько прочно укрепились в медитации, что они стали способны учить других.

Самыми первыми учениками Ачарии Мана были следующие монахи: Ачария Суван, бывший настоятель монастыря Ват Араньякават в районе Тхабо провинции Нонгкхай; Ачария Сингх Кхантаякхамо, бывший настоятель монастыря Ват Па Салаван в Накхонратчасиме; и Ачария Маха Пин Паньяпхало, бывший настоятель монастыря Ват Саддхарам в Накхонратчасиме. Эти три почтенных ачарии родом из провинции Убонратчатхани – все они уже ушли из жизни. Они были влиятельными учениками, чья обучающая деятельность помогла увековечить наследие Ачарии Мана для блага будущих поколений. Ачария Сингх и Ачария Маха Рин были братьями. Прежде чем приступить к практике, они тщательно изучали буддийские канонические тексты. Они были двумя старшими ачариями, обрётшими веру в Ачарию Мана, которые отбросили свою гордыню и отказались от своих обязательств, чтобы следовать той практике, которой он учил. В конце концов, благодаря своим усилиям по обучению других, они смогли помочь многим людям из всех слоёв общества.

Следующим по старшинству был Ачария Тхет Тхесарангси, который в настоящее время проживает в монастыре Ват Хин Мак Пенг в районе Шри Чиангмай провинции Нонгкхай. Он является старшим учеником Ачарии Мана, и его образцовая практика настолько вдохновляющая, что он высоко почитаем монахами и мирянами почти во всех частях страны. Его манеры всегда просты и незатейливы, чего и следовало ожидать от человека с таким исключительно мягким, добрым и скромным характером. Он ведёт себя с безупречным достоинством, а люди из всех слоёв общества очарованы его беседами.

Когда речь идёт о темпераменте или поведении, старшие ачарии различаются своими врождёнными качествами ума и характера. Есть ачарии, чьё поведение является прекрасным примером для подражания: те, кто подражает им, ведут себя приятным, дружелюбным образом, который никак не оскорбляет других людей. Однако поведение некоторых других ачариев приятно и уместно лишь тогда, когда они сами себя так ведут. Если другие перенимают тот же стиль поведения, то обязательно будут казаться фальшивыми, что немедленно оскорбит окружающих. Поэтому для большинства людей не рекомендуется подражать своеобразному поведению таких ачариев.

Поведение Ачарии Тхета является безупречным в этом отношении. Следуя его безукоризненному примеру, человек должен развивать приятное, дружелюбное поведение, ценящееся людьми во всем мире. У него столь мягкий и добрый нрав, что ему легко подражать, не рискуя обидеть других. Его пример особенно подходит буддийским монахам, чьё личное поведение всегда должно отражать по-настоящему спокойное и умиротворенное состояние ума. Ачария Тхет один из старших учеников Ачарии Муна, который, как я считаю, заслуживает самого глубокого уважения. Сколько его знаю, я всегда считал его выдающимся учителем.

Следующий в очереди Ачария Фан Аджаро, который сейчас проживает в Ват Удомсомпхон недалеко от деревни На Хуа Чанг в районе Паннаникхом в провинции Сакхоннакхон. Он широко известен и восхваляется по всей стране за свою прекрасную духовную практику и добродетельное поведение. Его ум выделяется благородными качествами, наиболее выдающимся из которых является безмерная доброжелательность к людям всех слоёв. Это монах, поистине достойный той восторженной преданности, которую выражают ему люди всех регионов нашей страны. Он искренне помогает людям в любом вопросе, будь то материальный или духовный – подобно тому, чьё милосердие не знает границ.

Следующим старшим учеником, которого я упомяну, является Ачария Кхао Аналайо, который в настоящее время проживает в монастыре Ват Тхам Клонг Пхен в районе Нонгбуалампху провинции Удонтхани. Поскольку он является одним из самых выдающихся мастеров медитации нашего времени, очень вероятно, что читатель уже знаком с ним. Его способ практики и духовные достижения достойны крайнего уважение. Он всегда предпочитал практиковать в отдалённых, уединенных местах с такой целеустремленной решимостью, что его усердие в этом отношении не имеет себе равных среди его соратников монахов дхутанга. Даже сегодня, в возрасте 82-х лет, он всё ещё отказывается позволить ухудшающемуся здоровью ограничивать своё обычное рвение. Некоторые люди спрашивали меня, беспокоясь о его слабеющем здоровье, зачем он продолжает прилагать такие напряжённые усилия к практике, если на самом деле ему больше нечего выполнять. Они не могут понять, почему он остаётся таким активным и энергичным. Я пытаюсь объяснить им, что тот, кто полностью устранил мешающие формации, которые используют каждую слабость для истощения энергии и препятствования прогрессу, лишён ослабляющей апатии, которая ловит ум в паутину заблуждений. Тем временем остальные из нас скопили такую гору лени, что она практически полностью покрывает нас. Как только мы приступаем к какому-либо стоящему делу, то начинаем опасаться, что не выдержим плодов наших усилий. Мы заранее беспокоимся о том, насколько будем истощены, когда работа станет трудной. В конце концов, не сумев собрать эти полезные плоды, мы остаёмся с пустой корзиной, то есть с пустым безрадостным сердцем, бесцельно дрейфующим без заработанного тяжким трудом какого-либо запаса заслуг. Вместо этого мы наполняем наши пустые сердца жалобами по поводу всех трудностей, с которыми сталкиваемся. Так что лень, это омрачение в наших сердцах, продолжает подбрасывать препятствия, чтобы преградить нам путь. Те, кто очистил своё сердце от этой напасти, остаются стойкими, настойчивыми в трудные времена. Они никогда не беспокоятся, что не смогут выдержать плодов своих усилий. Те люди, чьи сердца чисты, незапятнаны, очищены от всех мирских загрязнений, величественно выделяются в любой ситуации. Мрачные и угрюмые настроения никогда не возникают в их сердцах, что делает таких людей идеальным примером для подражания.

Каждый из вышеупомянутых учеников Ачарии Мана обладает определёнными выдающимися качествами, скрытыми глубоко в его сердце и сияющими там подобно драгоценным камням. Люди, которым посчастливилось встретиться с такими благородными учителями, обязательно будут вознаграждены удивительными прозрениями, радующими их сердца – тот опыт, который они будут хранить вечно.

Ачарья Ман обучал несколько разных поколений учеников, многие из которых впоследствии сами стали большими учителями. Будучи мастером медитации высокого уровня, наделённый благородными добродетелями, он был удивительно искусен в том, как разъяснять путь практики и её плоды. Это было так, словно у него была миниатюрная Типитака, запечатлённая в его сердце, как было точно предсказано первоначальной самадхи-нимиттой, которую он увидел, когда впервые начал практиковать. Путешествуя по разным регионам страны, он обучал большое количество монахов и мирян, которые развивали глубокую преданность и искреннюю любовь к наставляющей Дхамме, которой он обучал. Его духовное воздействие было прямым результатом осознания внутри себя истинной природы этой Дхаммы. Таким образом, его слова представляли ту истину, которую он сам полностью постиг, а не просто догадки или предположение о том, какой должна или может быть истина. Будучи абсолютно уверенным в истине, возникающей в его собственном сердце, он учил этой же истине других. Когда Ачария Ман во второй раз покинул пещеру Сарика, чтобы вернуться на северо-восток, то был полон решимости научить этому пути как можно больше монахов и мирян – как своих предыдущих знакомых, которые уже имели некоторый опыт тренировки, так и тех, кто только начал утверждаться в практике.

Практики дхутанга.

Ачария Ман твердо верил, что соблюдение практики дхутанга действительно является примером духа аскетического образа жизни. Он строго придерживался этих аскетических практик на протяжении всей своей жизни и всегда призывал монахов, обучающихся под его руководством, перенимать их в своей собственной практике.

Хождение за подаянием каждый день без перерыва, за исключением тех дней, когда монах сознательно воздерживается от пищи. Ачария Ман считал, что его ученики, когда отправляются в деревню за подаянием, всегда должны сохранять осознанность и оставаться должным образом сдержанными в теле, речи и уме. Монах никогда не должен позволять своему уму случайно становится добычей различных соблазнительных объектов чувств, соприкасающихся с его глазами, ушами, носом, языком, телом или умом во время похода в деревню и её окрестности и обратно. Он подчеркнул, что осознанность должна держать под бдительным наблюдением каждое движение, каждую мысль на каждом шагу маршрута. К этому следует относиться как к священному долгу, требующему предельной серьезности каждый раз, когда монах готовится к утреннему хождению за подаянием.

Есть только ту пищу, которая была получена в чашу во время хождения за подаянием. Монах должен считать достаточным то количество пищи, которое он получает каждый день в свою чашу, как и подобает тому, кто довольствуется малым и легко может быть удовлетворён. Для него неприемлемо принимать дополнительную пищу, которая щедро преподносится позже в монастыре. Такая практика легко поощряют ненасытную жадность его килес, позволяя им набираться сил и становится настолько могущественными, что потом им почти невозможно противостоять. Монах ест любую пищу, которую ему кладут в чашу, никогда не испытывая беспокойства или расстройства, если та не соответствует его ожиданиям. Беспокойство о еде является характерной чертой голодных духов – существ, мучимых результатами собственной плохой каммы. Никогда не получая достаточно пищи, чтобы удовлетворить свои желания, они безумно носятся, отчаянно пытаясь заполнить свои рты и желудки, всегда предпочитая перспективу еды практике Дхаммы. Аскетическая практика отказа принимать любую пищу, предложенную после хождения за подаянием, является отличным способом борьбы со склонностью быть жадным до пищи. Это также лучший способ откинуть все ожидания, связанные с едой, и беспокойством, которое она создаёт.

Есть только один раз в день является правильным для медитативного образа жизни монаха дхутанга, так как ему не нужно беспокоиться о еде в другое время дня. В противном случае он может легко начать беспокоиться больше о своём желудке, чем о Дхамме – это самое недостойное отношение для того, кто искренне ищет способ превзойти дуккху. Даже когда монах ест только один раз в день, бывают случаи, когда он должен уменьшить свое потребление, съедая гораздо меньше, чем обычно за один прием пищи. Эта практика помогает облегчить практику медитации, так как употребление слишком большого количества пищи может сделать умственные способности вялыми и невосприимчивыми. Кроме того, монах, чей темперамент подходит для такой практики, получит результаты, бесценные для его духовного развития. Это особое соблюдение дхутанги является полезным инструментом для устранения жадного ума практикующих монахов, которые, как правило, имеют тенденцию увлекаться едой.

В этом отношении правила, которые общество ввело для своего сохранения, действуют во многом так же, как и правила Дхаммы. Врагам общества противостоят и подавляют их везде, где они представляют угрозу для богатства, собственности, жизни и здоровья или спокойствия ума. Будь то свирепые животные, такие как дикие собаки, змеи, слоны и тигры, или чумные болезни, или просто драчливые люди, общества во всём мире обладают соответствующими корректирующими мерами и средствами, чтобы эффективно подчинить и защитить себя от этих угроз. Монах дхутанга, чей ум проявляет агрессивные тенденции в своем желании пищи или любых других нездоровых качествах, считающиеся неприятными, должен обладать эффективными способами для исправления этих угрожающих тенденций. Таким образом, он всегда будет обладать великолепным самообладанием, являющимся благословением для него и приятным зрелищем для тех, с кем он общается. Употребление только одного приема пищи в день является отличным способом сдерживать нездоровые психические состояния.

Есть всю пищу непосредственно из чаши для подаяний без использования какой-либо другой посуды – это практика, в высшей степени подходящая для образа жизни монаха дхутанга, который стремится быть удовлетворённым небольшим количеством вещей, странствуя с места на место. Использование только его чаши для подаяний означает, что нет необходимости нагружать его множеством громоздких аксессуаров, когда он путешествует из одного места в другое, практикуя аскетический образ жизни. В то же время, это удобная практика для монахов, желающих освободить себя от умственного беспорядка: каждый дополнительный предмет, который они носят с собой и о котором заботятся – это ещё одна проблема, которая обременяет их ум. По этой причине монахи дхутанга должны уделять особое внимание практике принятия пищи исключительно из чаши для подаяний. На самом деле, это даёт большое количество уникальных преимуществ. Смешивание всех видов пищи вместе в чаше – это способ напомнить монаху быть внимательным к еде, которую он ест, и исследовать её настоящую природу, используя осознанность и мудрость, чтобы достигнуть ясного прозрения в истину о еде.

Ачария Ман говорил, что для него принятие пищи из чаши было так же важно, как и любая другая практика дхутанги. Он получил множество прозрений, созерцая пищу, которую ел каждый день. На протяжении всей своей жизни он строго соблюдал эту аскетическую практику.

Исследование истинной природы пищи, смешанной вместе в чаше, является эффективным средством отсечения сильной жажды вкуса к ней. Это исследование является методом, используемым для удаления жадности из ума монаха, когда тот ест свою еду. Таким образом, жадность к пище заменяется отчётливым осознанием истины о ней: что единственная истинная цель пищи – питать тело, позволяя ему оставаться живым день ото дня. Таким образом, ни приятный вкус хорошей пищи, ни неприятный вкус плохой пищи не вызовет никакого умственного расстройства, которое заставило бы ум колебаться. Если монах использует искусные методы исследования каждый раз, когда он начинает есть, его ум остаётся непоколебимым, бесстрастным и удовлетворённым – безразличным к возбуждению или разочарованию по поводу вкуса пищи, которую ему предлагают. Следовательно, прием пищи непосредственно из чаши для милостыни является отличной практикой для избавления от увлечения вкусом еды.

Ношение одеяний, сшитых только из обносков, является еще одним соблюдением дхутанги, которое Ачария Ман истово практиковал. Эта аскетическая практика предназначена для того, чтобы предотвратить искушение поддаться естественной склонности сердца желать красивых, привлекательных одежд и других необходимых предметов. Выброшенные куски ткани ищутся в таких местах, как кладбища, собирают их понемногу, а затем сшивают куски вместе, чтобы сделать пригодную одежду, то есть верхнее одеяние, нижнее одеяние, внешнее одеяние, одежду для купания или любые другие необходимые предметы. Были времена, когда родственники покойного были счастливы, что Ачария Ман взял саван, используемый для обёртывания трупа, лежащего на кладбище. Всякий раз, когда он находил брошенные куски ткани на земле, когда ходил за подаянием, то поднимал их и использовал для изготовления одежды – независимо от типа ткани или откуда она взялась. Вернувшись в монастырь, он отмывал их, а затем использовал, чтобы залатать порванное одеяние или сделать купальную одежду. Он делал это, где бы ни останавливался. Позже, когда всё больше и больше преданных людей узнали о его практике, они намеренно разбрасывали куски ткани на кладбищах, или вдоль маршрута, по которому он ходил за подаянием, или вокруг области, где он остановился, или даже около хижины, где он жил. Таким образом, его первоначальная практика брать только куски старой, выброшенной ткани была несколько изменена в зависимости от обстоятельств: он был вынужден принимать ткань, которую верующие раскладывали в тех местах в качестве подношений. Как бы то ни было, он продолжал носить одеяния, сделанные из выброшенной ткани, до самого дня своей смерти.

Ачария Ман настаивал, что для того, чтобы жить в спокойствии, монах должен вести себя как никчёмная старая тряпка. Если он сможет избавиться от самомнения, что его добродетельное призвание делает его кем-то особенным, тогда он будет чувствовать себя свободней во всех повседневных делах и общении, ибо подлинная добродетель не возникает из таких предположений. Подлинная добродетель возникает из скромного смирения и полной добропорядочности того, кто всегда морально и духовно сознателен. Такова природа подлинной добродетели: без скрытой пагубной гордыни такой человек пребывает в мире с самим собой и с остальным миром, куда бы он ни пошёл. Аскетическая практика ношения только одежды, сделанной из обносков, служит исключительно хорошим противоядием от мыслей о гордости и самомнении.

Практикующий монах должен понимать связь между самим собой и добродетельными качествами, которых стремится достичь. Он никогда не должен позволять гордыне овладевать нравственными и духовными добродетелями, которые культивирует в своём сердце. Иначе опасные клыки и кинжалы возникнут посреди этих добродетельных качеств, даже если сами по себе они являются источником мира и спокойствия. Он должен приучать себя к скромной роли никчёмной старой тряпки до тех пор, пока это не станет привычным, никогда не позволяя тщеславию о своём достоинстве выйти на поверхность. Монах должен культивировать это благородное качество и глубоко укоренять его в своей личности, делая его внутренней чертой характера столь же устойчивой, как и земля. Таким образом, он останется незатронутым словами похвалы или порицания. Более того, ум, полностью лишённый самомнения, является умом невозмутимым при любых обстоятельствах. Ачария Ман считал, что практика ношения одеяний, сделанных из выброшенной ткани, была одним из верных способов помочь ослабить чувство собственной важности, похороненное глубоко в сердце.

Проживание в лесу. С самого начала понимая ценность соблюдения этого правила дхутанга, Ачария Ман нашёл лесное жилище, способствующее жуткому, уединённому чувству, связанному с подлинным одиночеством. Жизнь и медитация в естественной лесной среде пробуждает чувства и стимулирует осознанность для сохранения бдительности во всех своих повседневных действиях: осознанность, сопровождающую каждый момент бодрствования, каждую мысль. Сердце чувствует себя бодрым и беззаботным, не стеснённым мирскими обязанностями. Ум постоянно находится в состоянии бдительности, серьёзно сосредоточившись на своей главной цели – преодолении дуккхи. Такое ощущение безотлагательности становится особенно острым, когда живёшь далеко от ближайшего населённого пункта, глубоко в отдалённых лесных массивах, кишащих всевозможными дикими животными. В постоянном состоянии готовности ум чувствует, как будто вот-вот взлетит и выберется из глубокой пропасти килес – как взлетает птица. Действительно, килесы всегда находятся в сердце. Именно поэтому незабываемая лесная атмосфера вдохновляет это чувство освобождения. Иногда, благодаря силе этого благоприятного окружения, монах замечает, что его килесы быстро уменьшаются с каждым днём, в то время как оставшиеся проявляются всё более реже. Это чувство освобождения является постоянным источником поддержки для практики медитации.

Монах, живущий глубоко в лесу, склонен относиться к диким животным вокруг него, как к тем, кто опасен по своей природе, так и к безвредным, скорее с состраданием, нежели со страхом или безразличием. Он понимает, что все животные также подвержены рождению, старению, болезни и смерти, как и он. Мы, человеческие существа, превосходим животных только в силу нашей моральной осознанности: понимать разницу между добром и злом. Если мы не имеем такого нравственного суждения, то ничем не лучше обычных животных. Будучи неизвестным им, мы называем этих существ «животными», хотя человеческий вид сам по себе является типом животного. Люди любят навешивать ярлыки на другие виды, но мы понятия не имеем, какой ярлык дали нам сами животные. Кто знает? Возможно, они тайно называют людей «ограми» (синоним «чудовища» — прим.пер), ведь мы так любим жестоко обращаться с ними, убивая их ради мяса или просто ради спорта. Это ужасный позор, что мы, люди, обычно эксплуатируем этих существ, а наше обращение с ними довольно жестоко. Даже среди нашего собственного вида мы не можем избежать ненависти и преследования друг друга, постоянно досаждая и убивая друг друга. Человеческий мир обеспокоен тем, что люди склонны вредить и убивать друг друга, в то время как животный мир обеспокоен тем, что люди склонны делать то же самое с ними. Следовательно, животные инстинктивно опасаются людей.

Ачария Ман утверждал, что жизнь в лесу предоставляет неограниченные возможности для размышлений и обдумываний о собственном сердце и его отношении ко многим природным явлениям во внешнем мире. Любой, кто искренне желает выйти за пределы дуккхи, может найти в лесу много вдохновения и мотивации для того, чтобы постоянно наращивать свои усилия.

Время от времени группы диких кабанов забредали в область, где Ачария Ман занимался медитацией при ходьбе. Вместо того чтобы бежать в панике, лишь увидев его, они продолжали небрежно искать еду. Он говорил, что кабаны, похоже, были способны отличить его от всех безжалостных «огров» этого мира, вот почему они так небрежно рылись в поисках пищи, вместо того, чтобы спасать свою жизнь.

Здесь я хотел бы немного отвлечься от основной истории, чтобы более подробно остановиться на этой теме. Вы можете подумать, что дикие кабаны не боялись Ачарию Мана, потому что он жил один в лесу. Но когда мой собственный монастырь Ват Па Бан Тад был построен и множество монахов жило там, стада диких кабанов укрывались внутри монастыря, свободно гуляя по территории. По ночам они бесстрашно бродили вокруг, всего в нескольких ярдах от медитативных дорожек монахов – так близко, что было слышно, как они фыркают и шумят, роя землю. Даже голоса монахов, призывающих друг друга прийти и посмотреть на это зрелище, не тревожили диких кабанов. Продолжая каждую ночь свободно бродить по территории монастыря, кабаны и монахи вскоре основательно привыкли друг к другу. В настоящее время они лишь изредка забредают в монастырь, потому что огры, как животные называют нас, людей, по словам Ачарии Мана, с тех пор убили и съели почти всех диких животных в этом районе. Через несколько лет они, вероятно, все исчезнут.

Живя в лесу, Ачария Ман сталкивался с такой же ситуацией: почти все виды животных любят искать убежища в тех местах, где живут монахи. Где бы они ни поселились, там всегда присутствует много животных. Даже в монастырских комплексах крупных мегаполисов животные, особенно собаки, часто находят приют. В некоторых городских монастырях живут сотни собак, потому что монахи никогда не причиняют им никакого вреда. Этого небольшого примера достаточно, чтобы продемонстрировать тёплую, мирную природу Дхаммы, дух непричинения вреда, который приятен всем живым существам в этом мире, за исключением, возможно, самых жестоких личностей.

Опыт жизни в лесу Ачарии Мана убедил его, насколько благоприятна эта среда для медитативной практики. Лес идеально подходит для тех, кто хочет превзойти дуккху. Это, без сомнения, самое подходящее поле битвы, которое можно выбрать в своей борьбе за достижение всех уровней Дхаммы, о чем свидетельствуют первые наставления учителя недавно посвящённому монаху: «Ищи подходящее место в лесу, в котором будешь практиковать». Ачария Ман соблюдал это аскетическое правило до конца своей жизни, за исключением редких случаев, когда обстоятельства складывались иначе. Монах, живущий в лесу, постоянно помнит о том, насколько он изолирован и уязвим. Он не может позволить себе быть неосознанным. В результате такой бдительности, духовные плоды этой практики вскоре становятся очевидными.

Проживание у подножия дерева является одним из правил дхутанга и напоминает жизнь в лесу. Ачария Ман говорил, что жил под сенью одинокого дерева в тот день, когда читта полностью вышла за пределы мира – событие, которое будет полностью описано позже. Образ жизни под сенью дерева как единственной защиты от стихии способствует постоянному самоанализу. Ум, обладающий такой постоянной внутренней сосредоточенностью, всегда готов бороться с килесами, ибо его внимание твердо сосредоточено на четырёх основах осознанности: рупе, ведане, читте и дхаммах (теле, чувстве, уме и объектах ума – прим.пер.); и Четырёх Благородных Истинах: дуккхе, самудае, ниродхе и магге (страдании, его причине, прекращении страдания и пути, ведущем к этому прекращению – прим.пер.). Вместе эти факторы составляют самую эффективную охрану ума, защищая его во время всех атак на килесы. Проживая в пугающем одиночестве в лесу, постоянный страх опасности может побудить ум сосредоточить безраздельное внимание на основах осознанности и Благородных Истинах. Поступая так, он обретает прочную основу для победы в своей битве с килесами – таков истинный путь, ведущий к благородной Дхамме. Монах, который хочет полностью понять себя, используя безопасный и правильный метод, должен найти надлежащий предмет медитации и подходящее место, которые будут способствовать к прикладыванию максимальных усилий. Объединение этих факторов поможет неизмеримо ускорить его медитативный прогресс. Проживание у подножий деревьев, практикуемое как превосходное средство для уничтожения килес со времён Будды, заслуживает особого внимания.

Проживание на кладбище – это аскетическая практика, которая напоминает монахам и мирянам, что они не должны быть небрежными, пока всё ещё живы, полагая, что сами никогда не умрут. Истина в том, что мы все находимся в процессе умирания, постепенно, в каждый момент каждого дня. Люди, которые умерли и были перенесены на кладбище – где их так много, что почти не осталось места, чтобы кремировать или похоронить – это те же самые люди, которые постепенно умирали раньше, так же, как и мы сейчас. Кто в этом мире всерьёз считает себя настолько уникальным, что может претендовать на иммунитет от смерти?

Нас учат посещать кладбища, чтобы мы не забывали бесчисленных родственников, с которыми мы делим рождение, старение, болезнь и смерть. Чтобы постоянно напоминать себе, что мы тоже ежедневно живем в тени рождения, старения, болезни и смерти. Конечно, никто из тех, кто всё ещё бесцельно блуждает по бесконечному кругу рождений и смертей, не осмелится предположить, что он никогда не родится, не состарится, не заболеет и не умрёт. Будучи предрасположены к достижению свободы от этого цикла самим своим призванием, монахи должны изучать коренные причины внутри своего собственного потока страдания. Они должны обучаться через посещение кладбища, где совершаются кремации, и внутренним размышлением о переполненном кладбище внутри самих себя: такое обилие старых и новых трупов похоронено в их телах, что невозможно сосчитать (имеется в виду то, что они бесчисленное количество раз рождались и умирали в прошлых жизнях – прим.пер.). Созерцая действительно печальную природу жизни в этом мире, они используют осознанность и мудрость, чтобы усердно увидеть, исследовать и проанализировать основные принципы, лежащие в основе истины жизни и смерти.

Каждый, кто регулярно посещает кладбище – будь то обычное или кладбище внутри своего тела – и использует смерть как объект созерцания, может значительно уменьшить своё самодовольное чувство гордости о том, что он молод, жив и успешен. В отличие от большинства людей, те, кто регулярно созерцает смерть, не радуются чувству собственной важности. Скорее, они склонны видеть свои собственные недостатки и постепенно пытаются их исправить, вместо того чтобы просто искать и критиковать недостатки других людей – плохая привычка, которая приносит неблагие последствия. Эта привычка напоминает хроническую болезнь, которая кажется практически неизлечимой, или, точнее, её можно было бы вылечить, если бы люди не были заинтересованы скорее в обострении инфекции, нежели в её лечении.

Кладбища могут дать тем, кто заинтересован в исследовании этих вопросов, возможность развить всесторонние знание и понимание природы смерти. Кладбища самое большое место встреч в мире. Все люди без исключения должны в конце концов встретиться там. Смерть – это не маленькое препятствие, которое легко перешагнуть, не исследовав тщательно этот вопрос. Прежде чем они, наконец, это сделали, Владыка Будда и его ученики-араханты долго учились в «великой академии» рождения, старения, болезни и смерти, пока не освоили всю программу. Только тогда они смогли с легкостью пересечь границу. Они спаслись от ловушек Мары, в отличие от тех, кто, забывшись, пренебрегает смертью и не интересуется её неизбежностью, даже когда она смотрит им в лицо.

Посещение кладбищ с целью созерцания смерти является эффективным методом полного преодоления страха смерти; так что, когда смерть приближается, возникает только мужество, несмотря на то, что смерть – самая страшная вещь в мире. Кажется почти невозможным, но это было достигнуто теми, кто практикует медитацию – Будда и его ученики-араханты является величайшими примерами. Совершив этот подвиг, они научили других тщательно исследовать каждый аспект рождения, старения, болезни и смерти, чтобы люди, желающие взять на себя ответственность за своё собственное благополучие, могли использовать эту практику для исправления своих заблуждений, пока не стало слишком поздно. Если они доберутся до этой «великой академии» только тогда, когда их последний вздох будет сделан, тогда будет слишком поздно исправлять что-то: единственными оставшимися вариантами будут кремация и похороны. Соблюдение нравственных предписаний, накопление заслуг и практика медитации больше не будут возможны.

Ачария Ман хорошо понимал ценность посещения кладбища, ибо оно способствует самоанализу. Он всегда проявлял живой интерес к посещению кладбищ – как внешних, так и внутренних. Один из его учеников, боясь привидений, сделал доблестную попытку последовать его примеру. Обычно мы не ждём, что монахи будут бояться призраков, это всё равно что, если бы Дхамма боялась мира – но этот монах был одним из таких.

Страх монаха перед привидениями.

Ачария Ман рассказал историю о монахе дхутанга, который по неосторожности отправился в лес, расположенный рядом с кладбищем. Однажды вечером он пришел в одну деревню и, будучи незнаком с этой местностью, спросил у жителей, где можно найти лесистую местность, пригодную для медитации. Они указали на участок леса, утверждая, что он подходит, но не сказали ему, что тот расположен прямо на краю кладбища. Затем они отвели его в лес, где он мирно провёл первую ночь. На следующий день он увидел, как мимо прошли крестьяне с трупом, который вскоре кремировали недалеко от того места, где он остановился. Он ясно видел горящее тело. Монах забеспокоился, как только увидел, что гроб проносят мимо, но предположил, что они идут кремировать труп где-то в другом месте. Тем не менее, один лишь вид гроба вызвал у него немалый испуг, когда он думал о предстоящей ночи. Он боялся, что образ гроба будет преследовать его после наступления темноты, лишая возможности уснуть. Как оказалось, он разбил лагерь на краю кладбища, поэтому ему пришлось наблюдать, как труп сжигали прямо перед ним. Это зрелище расстроило его ещё больше, причиняя сильное беспокойство, ведь он думал о том, чтобы провести там ночь. Почувствовав себя очень некомфортно, увидев первый раз, как труп проносили мимо, это чувство постепенно усиливалось, пока он не был настолько напуган, что с наступлением ночи едва мог дышать.

Горько думать, что монах может так бояться призраков. Я описываю этот случай здесь, чтобы те из моих читателей, которые испытывают подобный страх перед привидениями, могли поразмыслить над упорством, с которым этот монах пытался противостоять своему страху, и таким образом извлечь ценный урок из прошлого.

Как только все жители деревни разошлись по домам, оставив его одного, его мучения усилились. Он не мог сосредоточиться на медитации, потому что всякий раз, когда закрывал глаза, видел длинную очередь призраков, движущихся к нему. Вскоре призраки кружили вокруг него толпой, и этот образ так напугал его, что всё здравомыслие покинуло его, повергнув в панику. Его страх начался в середине дня, при первом взгляде на труп. К тому времени, как вокруг стало темно, его страх стал настолько сильным, что он едва мог справиться с ним.

Со времени посвящения в монахи он никогда не испытывал ничего подобного этой долгой битве с видениями призраков. По крайней мере, он был достаточно осознан, чтобы начать размышлять: «Страх, призраки – все это просто иллюзия. Вероятно, эти навязчивые образы призраков творения моего собственного ума».

Как монах дхутанга, он должен был быть стойким и бесстрашным перед лицом смерти, призраков или любой другой опасности. Поэтому он напомнил себе: «Люди повсюду восхваляют бесстрашное мужество монахов дхутанга, но сейчас я бесстыдно страшусь призраков. Я веду себя как полный неудачник, решив просто жить в страхе перед призраками и духами без какой-либо причины. Я позорю своих собратьев-монахов в традиции дхутанга. Я недостоин восхищения людей, которые считают нас благородными воинами, ничего не боящимися. Как я мог позволить этому случиться?»

Напомнив себе о благородных добродетелях, присущих монаху дхутанга, и резко критикуя себя за то, что не смог соответствовать этим высоким стандартам, он решил, что с этого момента заставит себя встретиться со страхом лицом к лицу. Труп, который тлел перед ним на погребальном костре, был причиной его страха, и он решил немедленно отправиться туда. Надев верхнее одеяние, он направился прямо к погребальному костру, который отчётливо светился в темноте. Но через несколько шагов его ноги напряглись, и он едва мог двигаться. Сердце его бешено колотилось, тело обильно потело, словно под полуденным солнцем. Понимая это, он быстро сменил тактику. Начав с небольших, неторопливых шагов, он поставил одну ногу прямо перед собой, не позволяя себе останавливаться. К тому времени он уже полагался только на силу воли, чтобы подтолкнуть своё тело вперёд. Перепуганный до смерти и безудержно трясясь, он всё же сохранил решимость идти дальше – словно от этого зависела его жизнь.

Сражаясь со страхом всю дорогу, он в конце концов добрался до горящего трупа. Но вместо облегчения, он почувствовал такую слабость, что едва мог стоять на ногах. Почти сойдя с ума от страха, он заставил себя посмотреть на частично обгоревший труп. Увидев, что череп побелел от долгого пребывания в огне, он так испугался, что чуть не упал в обморок. Мужественно подавив страх, он сел медитировать неподалеку от горящего костра. Сосредоточившись на трупе, используя его как объект медитации, заставив своё испуганное сердце мысленно повторять: «Я умру так же, как и этот труп, не нужно бояться. Я тоже когда-нибудь умру – нет смысла бояться».

Сидя там, борясь со своим страхом перед призраками и заставляя своё сердце повторять эту медитацию о смерти, он услышал странный звук прямо за собой – звук приближающихся шагов! Шаги прекратились, затем возобновились, медленные и осторожные, как будто кто-то подкрадывался, чтобы напасть на него сзади, или так ему тогда показалось. Теперь его страх достиг своего пика, он был готов вскочить и убежать с криком: «Призраки! Помогите!» Но сумел сдержать этот порыв и ждал, нервно прислушиваясь, пока шаги медленно приближались, а затем остановились в нескольких ярдах от него. Приготовившись бежать, он услышал странный звук – как будто кто-то жевал – громкий и хрустящий. Это заставило его воображение забегать: «Что он тут жуёт? Следующим он будет жевать мою голову! Этот жестокий, безжалостный призрак наверняка убьёт меня».

Не в силах больше выносить неизвестность, он решил открыть глаза. Если ситуация будет выглядеть совсем плохо, он был готов бежать, спасая свою жизнь – гораздо лучший вариант, чем просто позволить какому-то ужасному призраку сожрать его. «Если я избегу смерти сейчас, – рассуждал он – у меня будет возможность возобновить практику позже с новым усердием, я ничего не получу, пожертвовав своей жизнью сейчас». С этими мыслями он открыл глаза и повернулся, чтобы посмотреть в направлении жующих, хрустящих звуков, готовый сорваться и бежать. Вглядываясь в темноту, чтобы увидеть ужасного призрака, которого себе вообразил, он увидел вместо этого деревенскую собаку, небрежно поедающую остатки пищи, оставленные жителями в качестве подношений духам в честь местного обычая. Она пришла сюда в поисках чего-нибудь, чем можно наполнить свой желудок, как обычно поступают голодные животные, её ничуть не интересовал сидящий рядом монах.

Внезапно поняв, что это всего лишь собака, монах рассмеялся над собственной глупостью. Взглянув на собаку, которая не проявляла к нему никакого интереса, он подумал: «Что ж! Так это ты всемогущий призрак, который чуть не свёл меня с ума. Ты преподала мне урок всей моей жизни!» В то же время он был глубоко потрясен собственной трусостью:

«Несмотря на мою решимость противостоять своим страхам, как воин, я запаниковал, как только услышал шум от этой собаки, ищущей пищу – безумный монах дхутанга, отчаянно спасающий свою жизнь! Хорошо, что у меня было достаточно осознанности, чтобы подождать дольше на долю секунды, дабы обнаружить настоящую причину моего страха. В противном случае, это, вероятно, свело бы меня с ума. Ух! Неужели я действительно настолько глуп? Если так, то заслуживаю ли я продолжать носить желтые одежды, символ мужества, ибо они обозначает ученика Владыки Будды, чья высшая храбрость ни с чем несравнима? Будучи таким никудышным, должен ли я по-прежнему ходить за подаянием и таким образом осквернять пищу, которую верующие предлагают мне с таким уважением? Что я могу сделать теперь, чтобы искупить свою вину после такого презренного проявления трусости? Конечно, ни один другой ученик Будды так не жалок, как я. Одного такого неумелого ученика, как я, достаточно, чтобы быть тяжким бременем для сасаны (учение Будды – прим.пер.) – если бы их было больше, бремя было бы огромным. Как мне справиться со страхом перед призраками, из-за которого я так глупо выгляжу? Соберись! Лучше умереть сейчас, чем откладывать это решение на потом. Никогда больше я не позволю этому страху призраков смутить моё сердце. В этом мире нет места монаху, который позорит себя и религию, которую он представляет».

С этим наставлением самому себе, ещё свежим в его уме, монах дал торжественную клятву: «Я не покину это место, пока не преодолею свой страх перед призраками. Если мне придётся умереть, пытаясь, то так тому и быть! Если я не могу победить этот страх, то я не заслуживаю продолжать жить в таком позоре. Другие могут последовать моему дурному примеру, став такими же никчёмными людьми, ещё больше увеличив обузу для сасаны».

Поэтому он поклялся себе, что с этого момента будет оставаться на кладбище днём и ночью, чтобы справиться со своим страхом. Он сосредоточился на трупе перед собой, сравнивая его с собственным телом, видя, что они оба состоят из одних и тех же основных элементов. До тех пор, пока в сердце есть сознание, которое удерживает всё вместе, этот человек или это животное продолжает жить. Но как только сознание уходит, вся комбинация элементов начинает распадаться, и тогда её называют трупом.

Было ясно, что его представление о собаке как о призраке было постыдным и нелепым, поэтому он решил никогда больше не будет верить в то, что его преследуют призраки. Как ясно показал этот случай, его разум просто преследовал сам себя, представляя эти видения призраков, и его страх был результатом этого самообмана. Страдание, которое он испытал, было вызвано верой в эту иллюзию, и простая собака, безобидно ищущая пищу, почти стала вопросом жизни и смерти.

Вспоминая, как долго он был в заблуждении, доверяя этим самообманам, которые постоянно крутились в его голове, он думал:

«Хотя страх всегда был, это первый раз, когда он чуть не привёл к катастрофе. Дхамма учит нас, что саннья (третья совокупность, из которой состоит существо, отвечающая за распознавание объектов, их интерпретацию и память – прим.пер.) – мастер обмана, но до сих пор я никогда чётко не понимал, что это значит. Только теперь, будучи на краю смерти, я понял её значение: мой страх перед призраками – не более чем обманчивая уловка санньи. С этого момента она больше никогда не будет обманывать меня, как раньше. Я должен оставаться здесь, на этом кладбище, пока «мастер обмана» не умрёт и не будет похоронен, чтобы призраки больше не продолжали преследовать меня. Только тогда я соглашусь уйти отсюда. Теперь моя очередь пытать до смерти этого хитрого, лживого фокусника, а затем кремировать его вонючий труп, как тот труп из плоти, который я только что видел кремированным. Нанесение решающего удара по коварному мошенничеству санньи – единственное неотложное дело в моей жизни прямо сейчас».

Монах принял этот вызов с такой искренней решимостью, что всякий раз, когда саннья заставляла его подозревать, что призрак скрывается где-то рядом, он немедленно шёл к тому месту и разоблачал обман. Он продолжал это бдение в течение всей ночи, пока, наконец, у санньи больше не было сил, чтобы творить эти видения. Ранее вечером он был занят борьбой с внешними призраками в обличье деревенской собаки, которая чуть не погубила его. Позже, когда он понял ситуацию и осознал свою ошибку, он обратил своё внимание внутрь, борясь со своими внутренними призраками. Начиная с того момента, как он осознал свою глупость, его страх перед призраками утих и перестал беспокоить его до конца ночи. В последующие ночи он оставался настороже, готовый противостоять любому намёку на страх, используя ту же непреклонную позицию. В конце концов он превратился в монаха невероятной храбрости – при любых обстоятельствах. Весь этот опыт оказал глубокое и устойчивое влияние на его духовное развитие. Его страх перед призраками породил выдающийся урок Дхаммы, превратив его таким образом в подлинного монаха.

Я включил эту историю в биографию Ачарии Мана в надежде, что читатель извлечёт из неё ценный урок, так же как я верю, что история жизни Ачарии Мана окажется очень полезной для людей во всём мире. Как видно из приведённой выше истории, посещение кладбища всегда была важной практикой дхутанга.

Ношение только трёх основных одеяний – это ещё одно правило дхутанги, которому истово следовал Ачария Ман со дня своего первого посвящения до старости, пока ухудшение здоровья в конечном итоге не заставило его несколько ослабить это строгое соблюдение. В те дни монахи дхутанга редко селились в одном месте надолго, за исключением трёх месяцев ретрита сезона дождей. Они бродили по лесам и горам, путешествуя пешком всю дорогу, так как тогда не было автомобилей. Каждый монах должен был сам нести свои вещи – он не мог ожидать помощи от других. По этой причине каждый брал с собой только то, что мог унести. Так как было неудобно нагружаться слишком большим количеством вещей, брали только самое необходимое. Со временем это бережливое отношение стало неотъемлемой частью характера монаха. Если кто-то давал ему что-то ещё, он просто отдавал это другому монаху, дабы избежать накопления ненужного имущества.

Истинную красоту монаха дхутанга составляют качество его практики и простота его жизни. Когда он умирает, то оставляет после себя только восемь своих основных необходимостей (три основных одеяния, чаша для сбора подаяний, пояс, бритва, игла и фильтр для воды – прим.авт.) – единственные истинные потребности своего великолепного образа жизни. Пока он жив, он величественно живёт в нищете – нищете монаха. После смерти, он уходит без каких-либо привязанностей. Люди и дэвы поют хвалу такому монаху, который умирает в почётной бедности, свободный от всех мирских забот. Таким образом, аскетический обычай носить только три основных одеяния всегда будет знаком почёта монахов дхутанга.

Ачария Ман добросовестно исполнял все правила дхутанги, упомянутые выше. Он стал настолько искусен и опытен в них, что сегодня было бы трудно найти кого-то равного ему. Он также учил монахов под его руководством тренироваться, используя те же самые аскетические методы. Он велел им жить в отдалённых диких местах, где было одиноко и страшно: например, у подножия дерева, высоко в горах, в пещерах, под нависающими скалами и на кладбищах. Обучал их рассматривать свой ежедневный поход за подаянием как священный долг, советуя им избегать пищи, предложенной позже. Как только миряне в деревне узнавали о его строгом соблюдении этой практики, они помещали все свои подношения пищи в чаши монахов, что делало ненужным предлагать дополнительную пищу в монастыре. Он советовал своим ученикам есть всю пищу, смешанную вместе в их чашах, и избегать еды из другой посуды. И он показал им путь, питаясь только один раз в день до самого последнего дня своей жизни.

Путешествуя по северо-востоку, Ачария Ман постепенно привлекал всё большее число учеников на своём пути. Когда он на некоторое время останавливался, чтобы поселиться на одном месте, десятки монахов устремлялись туда, чтобы жить с ним. Создав в лесу временную монашескую общину, там собиралось от шестидесяти до семидесяти монахов, а многие другие жили поблизости. Ачария Ман всегда старался держать своих учеников живущими по раздельности в разных местностях, которые были не слишком близки друг от друга, но достаточно близки от его проживания, чтобы можно было легко обращаться к нему за советом, когда возникнут проблемы в медитации. Такое расположение было удобно для всех, так как когда слишком много монахов живут в непосредственной близости, это становится помехой для медитации.

В дни церемонии упосатхи (дни, когда миряне принимают усиленные обеты, чтобы приблизиться к жизни монаха, а монахи собираются и читают свод правил и признаются в проступках – прим.пер.), когда читалась Патимоккха (раздел Виная-питаки, содержащий правила поведения бхиккху – прим.пер.), монахи дхутанга собирались вместе у Ачарии Мана. После декламации Патимоккхи он обращался ко всему собранию с речью о Дхамме, а затем отвечал на вопросы монахов, один за другим, пока их сомнения не рассеивались и все не были удовлетворены. Затем каждый монах возвращался обратно к себе, воодушевленный изложением Дхаммы, которую только что услышал, и возобновлял свою медитативную практику с новым энтузиазмом.

Хотя у него иногда оставались большие группы монахов, чтобы тренироваться, он легко управлялся с ними, потому что все были готовы применять то, чему он учил на практике для их собственной духовной пользы. Монашеская жизнь под его опекой была настолько упорядоченной и тихой, что монастырь часто казался пустынным. За исключением времени приема пищи и времени, когда монахи собирались на собрания, посетитель, пришедший в любое другое время, не увидел бы монахов. Это место выглядело пустынным, так как каждый монах ускользал в густой лес, чтобы днём и ночью усердно заниматься медитацией при ходьбе или сидячей медитацией в своём уединённом жилище.

Ачария Ман часто собирал монахов по вечерам в сумерках, чтобы произнести речь о Дхамме. Когда монахи сидели вместе и тихо слушали, голос Ачарии Мана был единственным звуком, который они слышали. Ритм его голоса, выражавшего суть Дхаммы, был одновременно лиричным и пленительным. Увлекаемые потоком его учения, слушатели совершенно забывали о себе, своей усталости и прошедшем времени. Слушая, они осознавали только то, как поток Дхаммы оказывает влияние на их сердца, создавая такое приятное чувство, что они никогда не могли насытиться им. Каждая из этих встреч длилась много часов.

Среди монахов дхутанга слушание бесед о Дхамме является иной формой медитации. Монахи дхутанга очень высоко ценят своего учителя и его словесные указания. Он постоянно направляет и наставляет их на столь хороший результат, что они склонны рассматривать его учения как жизненную силу своей медитативной практики. Выражая уважение и преданность к своему учителю, они даже готовы пожертвовать жизнью ради него. Почтенный Ананда является прекрасным примером этого: он испытывал такую непоколебимую преданность к Будде, что был готов пожертвовать своей жизнью, бросившись перед диким и разъярённым слоном, которого Девадатта выпустил в попытке убить Будду.

В случае с Ачарией Маном монахи дхутанга слушали его наставления с большим почтением, с энтузиазмом принимая их близко к сердцу. Это было особенно очевидно, когда он посоветовал одному из своих монахов поселиться в определённой пещере, чтобы придать своей практике новый импульс. Монахи, выбранные таким образом, никогда не возражали, но добросовестно следовали его рекомендациям с подлинной убежденностью, отказываясь позволить страху или беспокойству за свою безопасность стать проблемой. Вместо этого они были довольны, чувствуя, что их практика будет укреплена, если они будут жить в местах, которые он рекомендовал. Это придавало им решимости неустанно стараться днём и ночью. Они были убеждены, что если Ачария Ман предложил им определённое место, то их усилия там обязательно будут вознаграждены хорошими результатами – как будто они заранее получили от него гарантию успеха. Это можно сравнить с обещанием, которое Владыка Будда дал почтенному Ананде незадолго до своей париниббаны (окончание всех перерождений, наступающее после физической смерти араханта – прим.пер.), сказав ему, что через три месяца его сердце освободится от всех килес. Он предсказывал, что достопочтенный Ананда обязательно достигнет просветления, став арахантом в день открытия Первого Совета Сангхи (известного сейчас как Первый буддийский собор – прим.пер.).

Вторая поездка Ачарии Мана на северо-восток вызвала большой интерес и волнение среди монахов и мирян по всему региону. В этот период он много путешествовал, преподавая почти во всех северо-восточных провинциях. Сначала он прошел через Накхонратчасиму, затем через Сисакет, Убонратчатхани, Накхонпханом, Саконнакхон, Удонтхани, Нонгхай, Лей, Ломсак и Пхетчабун, а иногда пересекал реку Меконг в Лаосе, чтобы посетить Вьентьян и Тхакхэк. В те дни он много раз пересекал эти области, но предпочитал дольше оставаться в горных и густо лесистых провинциях, потому что они были особенно пригодны для медитации. Например, к югу и юго-западу от города Саконнакхон было много покрытых лесом горных хребтов, где он провёл сезон дождей недалеко от деревни Пхонсаванг в районе Саванг-Дан-Дин. Гористая местность в этой области настолько благоприятна для аскетического образа жизни, что всё ещё часто посещается монахами дхутанга в наши дни.

Монахи, путешествующие в таких местах во время сухого сезона, обычно спали в лесу на небольших бамбуковых платформах. Они делались путём продольного расщепления стеблей бамбука, укладывания их горизонтально, а затем закрепления на бамбуковом каркасе с ножками, таким образом получалась приподнятая поверхность около шести футов (практически 183 см – прим.пер.) в длину, три или четыре фута (около 91 см и 122 см соответственно – прим.пер.) в ширину и около полутора футов (около 46 см – прим.пер.) над землёй, на которой можно было спать. Каждая платформа предназначалась для одного монаха и располагалась на удалении от другой, насколько позволяла жилая площадь леса. Большой участок леса позволял расположить их на расстоянии по крайней мере 120 футов (около 36 м – прим.пер.) с густой листвой между каждой платформой, действующей в качестве естественной ширмы. Если область была относительно небольшой, или на ней вместе жила большая группа монахов, то расстояние уменьшалось до 90 футов (около 27 м – прим.пер.), хотя минимальное расстояние обычно составляло 120 футов. Чем меньше монахов проживало в той или иной местности, тем дальше они были друг от друга, но находились достаточно близко друг к другу, чтобы можно было услышать отдалённый звук кашля или чихания. Местные жители помогали каждому монаху расчистить дорожку для медитации длиной около 60 футов (около 18 м – прим.пер.), которая была расположена рядом с его спальной платформой. Эти дорожки использовались днём и ночью для занятий медитацией при ходьбе.

Когда монахи, боящиеся призраков или тигров, приходили тренироваться под руководством Ачарии Мана, он обычно заставлял их оставаться в одиночестве, вдали от остальных монахов – суровый метод обучения, призванный направить внимание к страху, чтобы монах научился справляться с ним. От него требовалось оставаться там до тех пор, пока он не привыкнет к дикой природе, тиграм и призракам, которых сотворил его разум, чтобы обмануть его. Ожидалось, что в конце концов он добьётся таких же хороших результатов, как и другие, кто тренировался подобным образом. Тогда ему не придётся нести тяжёлое бремя страха бесконечно. Ачария Ман считал, что этот метод даёт лучшие результаты, чем простое оставление монаха с самим собой и реальной перспективой того, что тот никогда не найдёт в себе мужества встретиться лицом к лицу со своими страхами.

Прибыв на новое место, монах дхутанга должен был сначала спать на земле, собирая различные виды листьев или соломы, если мог её найти, чтобы сделать грубый матрас. Ачария Ман говорил, что месяцы декабря и января были особенно трудными из-за преобладающих сезонных погодных условий, поскольку приближающаяся холодная погода встречалась и смешивалась с уходящей дождливой погодой. Когда в зимние месяцы шёл дождь, монах неизбежно промокал насквозь. Иногда дождь шёл непрерывно всю ночь, и палатка-зонтик, которую он использовал в качестве укрытия, не могла противостоять проливному дождю и сильному ветру. Тем не менее, у него не было иного выбора, кроме как сидеть и дрожать под этим импровизированным укрытием, терпеть промозглый холод, неспособный пойти куда-либо, так как в темноте ничего не было видно. Ливень в дневное время был не так уж и плох. Монах всё ещё был мокрым, но, по крайней мере, мог видеть вокруг себя и найти укрытие в лесу, чтобы спрятаться от стихии, не чувствуя себя полностью слепым. Необходимые предметы, такие как его внешнее одеяние и спички, должны были храниться в его чаше для подаяний с плотно закрытой крышкой. Сложив верхнее одеяние пополам, он накидывал его на себя, чтобы защититься от холода и сырости. Матерчатая москитная сетка, свисавшая с подвешенного зонтика до самой земли, образовывала похожее на палатку укрытие, которое было незаменимо для защиты от проливного дождя. В противном случае всё бы промокло, и пришлось бы терпеть дискомфорт из-за отсутствия сухой одежды, которую можно было бы надеть на утреннее хождение за подаянием.

В феврале, марте и апреле погода снова менялась и температура начинала повышаться. Обычно монахи дхутанга затем поднимались в горы, ища пещеры или нависающие скалы, чтобы защититься от солнца и дождя. Если бы они отправились в эти горные места в декабре и январе, земля всё ещё была бы мокрой после сезона дождей, что могло привести к риску заражения малярийной инфекцией. Малярийную лихорадку всегда было не легко вылечить. Может пройти много месяцев, прежде чем симптомы окончательно исчезнут. Болезнь также может легко перерасти в хроническое состояние, повторяясь через регулярные промежутки времени. Этот вид хронической малярии в народе называли «ненавидимой родственниками лихорадкой», поскольку её жертвы достаточно хорошо питались, но не могли выполнять никакой работы, так как лихорадка была очень изнурительна. В таких случаях не только родственники, но и все остальные становились сыты по горло. Тогда ещё не существовало эффективных средств от малярии, поэтому те, кто заразился ею, должны были просто позволить ей идти своим чередом. Я сам довольно часто страдал от таких мучительных лихорадок и тоже позволял им идти своим чередом, так как в те дни у нас не было лекарств для лечения малярии. Ачария Ман говорил, что большинство монахов дхутанга, которых он знал в тот период, были заражены малярией, включая его самого и многих его учеников. Некоторые даже умерли от этого. Слушая эти рассказы, невольно испытываешь глубокое сочувствие к нему и его монахам: он едва не умер, так и не обретя необходимого понимания, чтобы научить пути Дхаммы своих учеников, чтобы те тоже могли практиковать по его примеру.

Местные обычаи и верования.

Раньше, до того, как Ачария Ман и Ачария Сао стали скитаться по региону, чтобы просветить людей о природе нравственной добродетели и объяснить последствия своих действий и воззрений, поклонение духам и призракам было повсеместным на северо-востоке и общим аспектом повседневной деревенской жизни. Было ли это посадка риса, высадка сада, строительство дома или сарая, благоприятный день, месяц и год должны были быть определены для начала каждого усилия. Прежде чем начать какую-либо работу, обычно делались подношения для умиротворения местных духов. Если пренебрегали этими ритуальными приношениями, то малейшая неприятная вещь – обычная простуда или чихание – приписывалась тому, что была вызвана немилостью духов. Затем вызывали местного духовного врача, чтобы понять причину и успокоить оскорблённого духа. Врачи в те дни были гораздо умнее, чем сегодня: они без колебаний заявляли, что этот дух или призрак был обижен и определённое приношение или жертва исправят всё. Даже если проситель продолжал хрипеть и чихать после того, как принёс предписанное подношение, это не имело никакого значения. В те времена, если врач объявлял, что вы вылечились, то вы чувствовали облегчение, несмотря на симптомы. Вот почему я смело утверждаю, что и врачи, и пациенты той эпохи были очень умны: всё, что доктор объявлял окончательным, пациент принимал без оговорок. Не было необходимости искать медицинские лекарства, так как духовный доктор и его призраки могли вылечить всё.

Позже, когда Ачария Ман и Ачария Сао проходили через эти области, беседуя с местными жителями и объясняя принципы истины, озабоченность силой духов и деятельностью духовных врачей постепенно ослабевала. Сегодня она практически исчезла. Даже многие духовные врачи сами начали искать прибежища в Будде, Дхамме и Сангхе вместо различных духов и призраков, которым поклонялись. Сейчас почти никто не занимается подобными оккультными практиками. Сегодня, путешествуя из деревни в деревню на северо-востоке, нам больше не нужно пробираться через подношения, разложенные для духов, как это было в прошлом. За исключением редких групп здесь и там, поклонение духам больше не является распространённым в жизни людей. Это действительно благословение для этого региона, что людям больше не нужно жить всю жизнь, цепляясь за такие убеждения. Люди северо-востока уже давно направили свою веру и преданность Будде, Дхамме и Сангхе, во многом благодаря сострадательным усилиям Ачарии Мана и Ачарии Сао, которым мы все обязаны огромной благодарностью.

Во время своего пребывания в регионе, Ачария Ман учил местных жителей, применяя все свои силы и способности, чтобы помочь им стать подлинными человеческими существами. Он проходил через несколько деревень, где местные «мудрецы» задавали ему вопросы. Например, такие: существуют ли призраки на самом деле? Откуда взялись люди? Что же вызывает сексуальное влечение между мужчинами и женщинами, если их этому никогда не учили? Почему самцы и самки одного вида животных притягиваются друг к другу? Откуда люди и животные научились этому взаимному притяжению? Хотя я не могу вспомнить все вопросы, которые ему задавали, эти я помню. Я принимаю вину за любые неточности в том, что записано здесь, поскольку моя память всегда была несколько ошибочной. Даже вспоминая свои собственные слова и другие личные дела, я не могу избежать ошибок, поэтому моё воспоминание о рассказах Ачарии Мана неизбежно будет неполным.

На вопрос: «Существуют ли призраки на самом деле?» — ответ Ачарии Мана был следующим:

«Если что-то действительно существует в мире, будь то дух или что-то ещё, оно просто существует как оно есть. Его существование не зависит от чьей-то веры или неверия. Люди могут говорить, что что-то существует или не существует, но существует ли эта вещь на самом деле или нет, полностью зависит от её собственной природы. Его состояние не меняется в зависимости от того, как люди себе его представляют. Тот же принцип применим и к призракам, к которым люди во всём мире относятся скептически. На самом деле те призраки, которые пугают и мучают людей, на самом деле являются творениями их собственного ума. Они поверили, что здесь и там обитают призраки, которые причинят им вред. Это в свою очередь вызывает у них страх и дискомфорт. Обычно, если человек мысленно не вызывает идею призраков, то и не страдает от страха перед ними. В большинстве случаев призраки – это просто ментальные образы, созданные теми, кто их боится. Что касается того, действительно ли в мире существуют настоящие призраки – то даже если бы я сказал, что это так, у меня не было бы достаточных доказательств, чтобы превратить скептиков в верующих, поскольку люди имеют естественную тенденцию отрицать истину. Даже когда вора ловят с поличным с украденными вещами, он часто отказывается признавать правду. Более того, он сфабрикует алиби, чтобы снять с себя подозрение и будет отрицать любой проступок. Он может быть вынужден принять наказание из-за тяжести доказательств против него, но всё равно будет продолжать настаивать на своей невиновности. Когда его сажают в тюрьму и кто-то спрашивает, что он натворил, то быстро отвечает, что его обвинили в воровстве, но уверяет, что никогда этого не делал. Редко случается, чтобы такой человек сознался. Вообще говоря, люди во всём мире поступают примерно так же».

На вопрос: «Откуда взялись люди?» — ответ Ачарии Мана был таким:

«У всех людей есть мать и отец, которые их родили. Даже вы сами не родились чудесным образом из дупла дерева. У всех нас есть родители, которые нас родили и вырастили, поэтому этот вопрос вряд ли уместен. Но если бы я сказал, что люди рождаются от невежества и жажды, это вызвало бы больше путаницы и непонимания, чем если бы я вообще ничего не ответил. Люди не имеют никакого представления о том, что такое невежество и жажда, хотя они присутствуют в каждом – за исключением, конечно, арахантов. Беда в том, что люди недостаточно заинтересованы, чтобы приложить необходимые усилия для понимания этих вещей, так что остаётся очевидный ответ: мы рождены от наших родителей. Но тогда меня станут критиковать, ведь я ответил слишком кратко. Но трудно дать истинный ответ, когда задающий вопрос на самом деле не очень заинтересован в истине с самого начала. Владыка Будда учил, что и люди, и животные рождаются от «авиджа паччая санкхара… самудайо хоти» («Фундаментальное невежество (авиджа) обусловливает возникновение обусловленных явлений (санкхара)… таково происхождение всей этой груды страдания (дуккха)». Это сокращённая последовательность факторов зависимого возникновения (патичча-сапуппада), развивающихся от причины к следствию – прим.авт.). Прекращение рождения, которое является прекращением всей дуккхи, происходит от «авиджья твева асесавирага ниродха санкхара ниродхо…ниродхо хоти» («С исчезновением без остатка и прекращением фундаментального невежества (авиджа) происходит прекращение обусловленных явлений (санкхара)… таково прекращение всей этой груды страдания (дуккха)». Это сокращённая последовательность прекращения действия этих факторов – прим.авт.). Этот принцип заложен в сердце каждого человека, у которого есть килесы. Как только истина принята, становится ясно, что именно это приводит к рождению человека или животного, пока мир не станет настолько переполненным, что едва ли можно найти место для жизни. Первопричиной является именно это невежество и ненасытная жажда. Хотя мы ещё даже не умерли, мы уже ищем место, чтобы родиться и где мы сможем продолжать жить – склонность ума, которая приводит людей и животных во всём мире к рождению и постоянным страданиям. Любой желающий узнать правду должен взглянуть на читту, которая полна всевозможных килес, которые отчаянно ищут, чтобы продолжить рождение и жизнь во все времена. Этот человек, несомненно, найдет то, что ищет, не спрашивая никого. Такие вопросы просто показывают уровень невежества и говорят о том, что исследователь сам всё ещё духовно неразвит. Читта – самая непослушная, самоуверенная вещь в мире. Если никто не заинтересован в том, чтобы управлять ею, мы никогда не осознаем, насколько она действительно упряма, и все наши благородные надежды и устремления пойдут прахом».

На вопрос: «Что же вызывает сексуальное влечение между мужчинами и женщинами и животными одного вида, ведь их никогда этому не учили?» — Ачария Ман отвечал:

«Рагатанху (сексуальное желание, страсть и жажда на основе телесных удовольствий, здесь также идёт речь о жажде власти и насилия – прим.пер.) не найти ни в одной книге и её не изучают в школе. Рагатанха – это упрямое бесстыдное состояние, которое возникает и существует в сердцах мужчин и женщин, заставляя тех, кто имеет это вульгарное чувство, попадать под его чары и становиться вульгарными самим, не понимая, что происходит. Рагатанха не делает различия между мужчиной, женщиной или животным, национальностью, социальным статусом или возрастной группой. Если она сильна, то легко может вызвать катастрофу в мире. Если нет достаточного присутствия ума, чтобы сдерживать её и держать в узде, сексуальное влечение станет подобно бегущему потоку, переполняющему берега сердца и распространяющемуся на затопленные города и посёлки, оставляя за собой повсюду руины. Такое состояние процветает в сердцах всех живых существ именно потому, что получает постоянное питание и поддержку, которое даёт ему силу непрерывно утверждать своё удушающее влияние, сеять хаос и причинять страдания всему миру. Мы слышим только о наводнениях, происходящих в больших и малых городах, и о том, какие они приносят разрушения людям и их имуществу. Никто не замечает наводнение рагатанхи, поглощающей сердца людей, которые позволяют разорять себя и свои вещи этими бурными потоками круглый год. И, следовательно, никто не понимает истинной причины продолжающегося ухудшения мировых дел, потому что каждый человек вносит свой вклад и поощряет эту ситуацию, не признавая, что рагатанха несёт прямую ответственность за ухудшение ситуации. Если мы не сосредоточим наше внимание на истинной причине, то не сможем найти никакого подлинного чувства удовлетворения».

Первоначальный вопрос был задан только об аспекте рагатанхи относительно притяжения между людьми, полностью игнорируя разрушение, провоцированное рагатанхой через ненависть и гнев. Но в своём объяснении Ачария Ман затронул весь спектр пагубных результатов, вытекающих из рагатанхи. Он сказал, что именно рагатанха диктует страстные побуждения мужчин, женщин и всех животных, способствуя удовольствию, которое они получают в компании друг друга – это принцип природы. Ничто, кроме этого, не порождает взаимной привязанности и взаимной вражды. Когда рагатанха использует свои обманчивые трюки для страстных целей, люди влюбляются. Когда она использует свои обманчивые трюки, чтобы вызвать ненависть и гнев, люди неизбежно ненавидят, сердятся и вредят друг другу. Если она хочет контролировать людей, используя любовь как средство, тогда люди настолько притягиваются друг к другу, что их невозможно разделить. Если она захочет, чтобы те же самые люди попали под влияние ненависти и гнева, тогда они почувствуют непреодолимое желание сделать именно это.

Ачария Ман спросил присутствующих мирян: «Разве вы никогда не ссорились между собой? Вы мужья и жены, которые влюблены с тех пор, как женаты? Вы спрашиваете меня об этом, но должны сами знать на этот счёт гораздо больше, чем монах». На это они отвечали: «Да, мы ссоримся до тех пор, пока нам это не надоест и не захотим, чтобы она больше никогда не возникала, но затем ссора возникает снова».

Затем Ачария Ман продолжил: «Вы видите, что такова сама природа мира: в один момент есть привязанность, в другой момент – разногласия, гнев и ненависть. Даже если вы знаете, что это неправильно, это трудно исправить. Вы когда-нибудь серьёзно пытались решить эту проблему? Если так, то это не должно повторятся вновь. Даже минимум усилий достаточно, чтобы держать это под контролем. Иначе это всё равно что есть три раза в день: утром вы ссоритесь, днём вы ссоритесь, вечером вы ссоритесь – круглосуточно. Некоторые даже в конечном итоге разводятся, позволяя своим детям попасть в этот пожар. Они невинны, но тоже должны нести бремя этой плохой каммы. Все страдают от такого пылающего огня: друзья и знакомые держатся на расстоянии из-за стыда по этому поводу. Если обе стороны заинтересованы в решении вопроса, они должны осознавать, что конфликт – это плохо, и останавливаться, как только он начинается, и прилагать усилия, чтобы урегулировать его в этот момент. Тогда проблема может решится сама собой и не возникнуть в будущем. Например, когда появляется гнев или отвращение, сначала подумайте о прошлом, которое вы разделили вместе, а потом о будущем, которое разделите, живя вместе всю оставшуюся жизнь. Теперь сравните это со злобой, которая только что возникла. Этого должно быть достаточно, чтобы положить конфликту конец.

В основном люди, сбившиеся с пути, это те, кто настаивают, чтобы всё было как они хотят. Не задумываясь о том, правы они или нет, они хотят доминировать над всеми остальными членами семьи – чего просто невозможно достичь. Такое высокомерие распространяется и бушует, опаляя других, пока все не получают шрамы. Хуже того, они хотят оказывать своё влияние на всех во всём мире, что так же невозможно, как пытаться удержать океан голыми руками. Таких мыслей и действий следует строго избегать. Если вы будете упорствовать в них, они принесут вам лишь собственный крах. Люди, живущие вместе, должны соблюдать и руководствоваться справедливыми стандартами поведения при общении со своими мужьями, жёнами, детьми, слугами, или коллегами. Это означает разумное и гармоничное взаимодействие с ними. Если кто-то отказывается вести себя так, то сам виноват и пожнёт плоды своей неразумности».

В тех случаях, когда Ачария Ман должен был обучать большое количество мирян, а также монахов, живущих с ним, он выделял отдельное время для дачи наставлений. Он обучал мирян с четырёх до пяти часов вечера, а монахов и послушников – с семи часов вечера, после чего те возвращались в свои хижины и занимались медитацией. Он следовал этому обычаю во время своих первых и вторых поездок на северо-восток. В свою третью и последнюю поездку, после возвращения из Чиангмая в Удонтхани, он значительно изменил это правило. Вместо того, чтобы нарушать последовательность событий, я объясню изменения, которые он внёс, позже.

Главной заботой Ачарии Мана было обучение монахов и послушников. Он проявлял особый интерес к тем студентам, которые переживали различные прозрения в своей медитации, вызывая их для личной беседы. Те, кто практикуют медитацию имеют различные характеры и темпераменты, поэтому типы прозрений, возникающие из их практики, будут меняться соответственно – хотя в результате прохладное, спокойное чувство счастья будет одинаковым. Они могут увидеть труп, который несут, а затем бросают прямо перед ними, или могут увидеть своё собственное тело, лежащее перед мёртвым. Все подобные переживания могут быть неправильно истолкованы начинающими медитирующими, ведь новички не могут с точностью отличить, что реально, а что нет. Люди, которые не склонны тщательно анализировать свои переживания, могут прийти к неверному пониманию, считая то, что они видят, подлинным. Это может увеличить вероятность психической травмы в будущем. Тип человека, у которого читта имеет тенденцию воспринимать внешние явления, когда она входит в состояние покоя, довольно редок – самое большее, около одного из двадцати человек. Но, всегда будет кто-то, у кого это произойдёт. Очень важно, чтобы они получали советы от мастера медитации, обладающего опытом в этих вопросах.

Слушать монахов дхутанга, когда те рассказывали о своих результатах медитации Ачарие Ману, и слышать его советы о том, как справиться с этими переживаниями, было так волнующе и вдохновенно, что все присутствующие полностью погружались в беседу. Объясняя правильный метод работы с видениями, Ачария Ман классифицировал различные типы нимитт и очень подробно объяснял, как следует обращаться с каждым из них. Монахи были в восторге от Дхаммы, которую он излагал, и поэтому обретали уверенность, решив развиваться дальше. Даже те, кто не испытывал видений, воодушевлялись тем, что они слышали. Иногда монахи рассказывали Ачарие Ману, как достигали состояния безмятежного счастья, когда их сердца входили в состояние покоя, объясняя методы, которые использовали. Даже те, кто еще не мог достичь таких уровней, были мотивированы попытаться – или даже превзойти их. Слушание этих дискуссий было радостным опытом, как для тех, кто уже был хорошо развит, так и для тех, кто всё ещё сражался в своей практике.

Когда читта входила в состояние покоя, некоторые монахи разумом путешествовали в небесные царства, посещая божественные обители до рассвета, и только тогда читта возвращалась в физическое тело, восстанавливая обычное сознание. Другие путешествовали в царства адов и были встревожены несчастным состоянием существ, переживавших результаты своей каммы. Некоторые посещали как небесные обители, так и преисподнюю, видя большие различия между ними: одно царство было благословлено радостью и блаженством, в то время как другое было в глубинах отчаяния, где существа мучились наказанием, которое, казалось, не имело конца. Некоторых монахов навещали божественные существа с различных планов существования, например, небес, или земные дэвы. Другие просто переживали различные степени спокойствия и счастья, приходящие от достижения самадхи. Некоторые исследовали тело, используя мудрость, разделяя его на части, рассекая каждую на кусочки, кусок за куском, а затем сводя всю партию к её первоначальному элементарному состоянию. Были те, кто только начинал своё обучение, старающиеся, как ребенок, который впервые учится ходить. Некоторые не могли заставить читту достичь сосредоточенного состояния покоя, которого желали, и плакали от собственного бессилия, а некоторые плакали от глубокой радости и удивления, слушая, как Ачария Ман обсуждает состояния Дхаммы, которые те сами испытали. Были и такие, которые были как половник в горшке с тушёным мясом: хотя и погружённый туда, он не знает вкуса тушёного мяса, но даже умудряется встать на пути повара. Это вполне нормально, когда много разных людей живут вместе. Неизбежно, как хорошее, так и плохое смешиваются вместе. Человек, обладающий эффективной осознанностью и мудростью, предпочтёт сохранить только те уроки, которые считаются действительно полезными – уроки, необходимые для умелой практики. К сожалению, я не могу гарантировать свою компетентность в этом вопросе. На самом деле, это проблема, с которой мы всё время сталкиваемся, поэтому давайте пойдём дальше и не будем беспокоиться по этому поводу.

Во время своей второй поездки Ачария Ман много лет обучал на северо-востоке. Обычно он не оставался на одном месте более одного сезона дождей. Когда тот заканчивался, он свободно путешествовал по горам и лесам, как птица, обременённая лишь своими крыльями, довольная тем, что может летать везде, где пожелает. Независимо от того, где она приземляется в поисках пищи – дерево, пруд или болото – она удовлетворена и просто оставляет всё позади, улетая и долго не привязываясь. Она не думает, что деревья, кора, фрукты, пруды или болота принадлежат ей. Подобно птице, монах, практикующий Дхамму, живущий в лесу, ведёт удовлетворённую жизнь. Но это нелегко сделать, потому что люди – социальные животные, которые любят жить вместе и привязаны к своим домам и собственности. Первоначально он чувствует большое сопротивление, уходя и проживая один, как Ачария Ман всю свою жизнь. Это похоже на то, как сухопутное животное тащат в воду. Однако, как только его сердце становится тесно интегрированным с Дхаммой, происходит обратное: он наслаждается путешествием в одиночку и жизнью в одиночестве. Распорядок дня полностью в его власти, его сердце не обременено тревожными заботами. Таким образом Дхамма становится его заботой, а Дхамма способствует только удовлетворённости. У монаха, который занят исключительно Дхаммой, сердце радостное и удивительно довольное. Он свободен от тех препятствий, которые вызывают тупость или смятение, он свободен от всех оскверняющих забот. Монах наслаждается полноценным, естественным внутренним миром, никогда не беспокоясь о том, что тот может измениться или ослабеть. Это известно как акалика Дхамма: Дхамма, которая существует вне пространства и времени. Она существует в сердце, которое полностью превзошло обычную реальность, источник всякого заблуждения (сфера относительной реальности (саммути) включает в себя все без исключения обусловленные явления. Все явления, характеризующиеся непостоянством (аничча), связанные со страданием (дуккха) и безличностью (анатта), являются относительными, условными реальностями. Только ниббана находится полностью за пределами сферы условной реальности – прим.авт.). Ачария Ман был одним из таких хорошо-ушедших (палийское сугато, что означает «хорошо ушедший» или «ушедший в хорошее место», является часто используемым эпитетом для Будды – прим.авт.), полностью удовлетворённый во всех своих действиях. Приходя и уходя, сидя, стоя, гуляя или лёжа – он оставался полностью удовлетворённым. Хотя он вёл своих учеников по этому пути, относительно немногие из монахов достигли высокого уровня Дхаммы. Но даже это небольшое число приносит огромную пользу людям во всём мире.

Когда Ачария Ман водил своих учеников на хождение за подаянием, он брал различных животных по пути в качестве объектов созерцания, соотнося их со своей внутренней Дхаммой, и умело обучая монахов, которые шли с ним. Они отчётливо слышали каждое его слово. Таким образом он учил своих учеников осознавать законы каммы, поскольку даже животные пожинают результаты своих действий. Он просто указывал на животное, мимо которого проходили, в качестве примера. Ачария Ман настаивал на том, что на животных нельзя смотреть свысока только из-за их рождения в этом царстве. Животные родились в этой сфере в вечном цикле рождения и смерти, переживая результаты прошлой каммы. Так же и с человеческим рождением. На самом деле, и животная жизнь, и человеческая жизнь состоят из смеси удовольствия и боли, каждые живут в соответствии с последствиями своей собственной индивидуальной каммы. В одном случае, Ачария Ман поднимал тему животных, таких как куры, собаки или крупный рогатый скот, просто из сострадания к их бедственному положению. В другом случае он хотел, чтобы другие поняли различия в последствиях каммы, указывая, что – так же, как мы были приведены к человеческому рождению некоторыми типами каммы – мы также прошли через бесчисленные предыдущие рождения всех видов. Наконец, он размышлял вслух об очень таинственной природе вещей, ответственных за рождение в качестве животных – вещей, которые трудно понять, несмотря на их присутствие в каждом. Если мы неумелы в решении этих проблем, они всегда будут представлять для нас опасность, и мы никогда не найдем способ выйти за их пределы. Почти на каждом хождении за подаянием Ачария Ман говорил таким образом о животных и людях, которые встречались им на своем пути. Те, кто был заинтересован в исследовании этих тем, слушали с вниманием и мудростью, получая ценные мысли на этот счёт. Те же, кто не был заинтересован, не получали ничего. Некоторые, вероятно, даже задавались вопросом, о ком это он говорит, так как животные, о которых он рассуждал, оставались давно позади.

В некоторых северо-восточных провинциях Ачария Ман давал наставления Дхаммы монахам поздно вечером по особым случаям. Случалось так, что земные дэвы, видимые только Ачарией Маном, собирались на почтительном расстоянии и слушали его наставления. Как только он узнавал о них, то отменял встречу и быстро входил в самадхи, где мог поговорить с ними наедине. Их сдержанность объяснялась глубоким уважением, которое они питали к монахам. Ачария Ман объяснял, что дэвы всех уровней были очень осторожны, направляясь к нему поздно ночью, чтобы по пути не пройти мимо жилищ монахов. По прибытии они трижды обходили Ачарию Мана, прежде чем сесть в определённом порядке. Тогда их предводитель – а у дэв каждого плана есть свой предводитель, которому они подчиняются с большим почтением – объявлял царство, из которого они пришли, и аспект Дхаммы, который хотели бы услышать. Ачария Ман отвечал на их приветствие, а затем сосредотачивал читту на этом аспекте Дхаммы. Когда тема Дхаммы возникала внутри, он начинал говорить. Когда они постигали Дхамму, которую он произнёс, то все трижды произносили «садху», и этот звук эхом разносился по всей тонкоматериальной вселенной. Это восклицание было услышано всеми, кто обладал небесным слухом, но не теми, чьи уши были подобны «ручкам на горшке с супом».

Когда его речь о Дхамме заканчивалась, дэвы снова обходили его справа три раза, а затем возвращались в свои царства в изящной манере – очень отличающейся от наших, людских. Даже Ачария Ман и его монахи не могли подражать их грациозным движениям. Ибо есть большая разница между грубостью наших тел и их тонкой утонченностью. Как только гости-дэвы отступали на край монашеской территории, то взмывали в воздух, как пушинки, уносимые ветром. При каждом посещении они спускались одним и тем же способом за пределами жилой зоны монахов, а затем шли пешком оставшуюся часть пути. Всегда очень грациозные в своих движениях, они никогда не говорили громко, как это делают люди, когда идут посмотреть на Ачарию Мана, которого почитают. Это, вероятно, связано с утончённой природой их небесных тел, ограничивающих их поведение подобным грубым образом. Область, в которой человеческие существа могут превзойти дэв – это громко разговаривать. Дэвы всегда очень спокойны, когда слушают Дхамму, никогда не беспокоясь и не проявляя никакого тщеславия, которое могло бы потревожить говорящего монаха.

Ачария Ман обычно заранее знал, когда прибудут дэвы. Например, если они собирались прийти в полночь, то к раннему вечеру он уже знал об этом. Иногда ему приходилось отменять запланированную на этот вечер встречу с монахами. В назначенный час Ачария  Ман покидал свою дорожку для медитации и садился, входя в самадхи, пока не подходило время прибытия дэвов. Затем он опускал свою читту на уровень доступа (упачара самадхи – уровень, который предшествует неподвижности полного поглощения – аппана самадхи. На этом уровне читта может взаимодействовать с внешними явлениями, такими как дэвы, не теряя своего фундаментального внутреннего фокуса – прим.авт.), направляя её посмотреть, прибыли ли они. Если нет, то он продолжал практиковать самадхи, прежде чем снова направить читту для проверки. К этому времени иногда дэвы уже прибывали или находились в процессе прибытия. В других случаях ему приходилось ждать, продолжая свою практику самадхи в течение некоторого времени, прежде чем те приходили. В редких случаях, когда он знал, что они прибудут поздно – например, в час, два или три часа ночи, – он практиковал некоторое время, а затем отдыхал, готовясь к приходу дэвов.

Посещения дэвов, которые приходили увидеться с Ачарией Маном, происходили не очень часто и не в очень большом количестве. Они лишь изредка приходили послушать его разговоры с монахами. Но когда это случалось, он отпускал учеников, как только узнавал об их присутствии, быстро входя в самадхи, чтобы разъяснить Дхамму для блага дэвов. После того, как он заканчивал и дэвы уходили, он ложился отдохнуть, вставая утром, как обычно, чтобы продолжить свою повседневную практику. Ачария Ман считал приём дэвов особой ответственностью. Поскольку выполнение обещаний очень важно для них, он всегда старался быть пунктуальным. Вероятно, они будут критиковать монаха, который пропустил встречу без необходимости.

Беседы между дэвами и монахами ведутся исключительно на универсальном языке сердца, минуя множество обычных языков, используемых людьми и другими видами животных. Возникнув из читты, сущность вопрошания превращается в вопрос на языке сердца, которые спрашивающий ясно понимает, как если бы они были словами на обычном языке. Каждое слово или фраза отвечающего исходит непосредственно из сердца, поэтому спрашивающий в свою очередь прекрасно понимает ответ. На самом деле, язык сердца непосредственно передает истинные чувства говорящего, устраняя необходимость в объяснениях для дальнейшего уточнения, как это может потребоваться в обычных языках. Вербальное общение также является механизмом сердца, но его природа такова, что произносимые слова часто не отражают истинных чувств, поэтому легко делаются ошибки в донесении истинного смысла. Это несоответствие будет сохраняться до тех пор, пока обычный язык используется в качестве суррогатной средства для выражения сердца. Поскольку люди не знакомы с языком сердца, они не могут избежать использования нормальной речи в качестве механизма для облегчения общения, даже если оно не очень точно выражает истинный смысл. Нет никакого способа решить эту проблему, пока люди не изучат собственный язык сердца и не раскроют его тайны.

Ачария Ман был чрезвычайно опытным во всех вопросах, касающихся сердца, включая навыки, необходимые для обучения других, чтобы стать хорошими людьми. Большинство же из нас, несмотря на то, что вполне способно размышлять об этих вещах самостоятельно, хотят научиться этому у других. Мы, как правило, постоянно путешествуем с места на место, обучаясь то у одного учителя, то у другого. Даже тогда мы не можем должным образом удержать то, что узнали, позволяя этому ускользать от нашего понимания и забывая, что сказал учитель. Таким образом, мы остаемся практически с пустыми руками. То, что мы не забываем и не позволяем себе отбросить – так это наши привычные недостатки: недостаток осознанности, мудрости и созерцательных навыков. Не обладая теми качествами Дхаммы, которые вселяют в нас чувство надежды, мы постоянно разочаровываемся в том, что делаем в жизни.

Собственная медитативная практика Ачарии Мана, так же как и его обязанности учителя, продолжали плавно развиваться, любые нарушения прогресса уже давно миновали. Куда бы он ни пошёл, он приносил с собой освежающее спокойствие и безмятежность. Монахи и послушники повсюду уважали и почитали его. Как только миряне слышали о его прибытии, то были в восторге и спешили засвидетельствовать ему своё почтение с искренней преданностью. Так было и в деревне Бантхун в районе Тхакхек, где в то или иное время принимали как Ачарию Мана, так и Ачарию Сао.

Незадолго до того, как прибыл Ачария Ман, вся деревня начала страдать от оспы. Жители были переполнены радостью при виде прибытия Ачарии Мана, выбегая из своих домов, чтобы приветствовать его и умолять его остаться в качестве их прибежища. Поэтому вместо духов, которым поклонялась вся деревня, Ачария Ман попросил их принять прибежище в Будде, Дхамме и Сангхе. Он вёл их правильным путём к практике, таким как ежедневное поклонение Будде и выполнение утреннего и вечернего пения, и они с радостью следовали его указаниям.

Что касается Ачарии Мана, он совершил своего рода внутреннее духовное благословение, чтобы помочь им; и результаты оказывались необыкновенны и чудесны. До его приезда многие люди умирали каждый день от оспы. Но с момента его прибытия никто больше не умирал, а те, кто был заражён, быстро выздоравливали. Более того, никаких новых случаев заболевания не происходило, что поражало жителей деревни, которые никогда не видели и не представляли себе такого чудесного изменения обстоятельств. В результате община развила огромную веру в Ачарию Мана и преданность ему, которые не ослабевают в каждом поколении и по сей день. В том числе и нынешний настоятель местного монастыря глубоко уважает Ачарию Мана. Он всегда поднимает свои соединенные ладони в знак почтения, прежде чем начать говорить о нём.

Такие события стали возможными благодаря силе Дхаммы в сердце Ачарии Мана, которая излучалась, чтобы дать утешение и счастье миру. Ачария Ман говорил, что три раза в день распространял доброжелательность на всех живых существ. Он делал это во время медитации в полдень, перед отходом ко сну вечером и после пробуждения утром. Помимо этого, много раз в течение дня он специально посылал доброжелательность отдельным людям. Излучая всеохватывающую доброжелательность, он вначале всецело фокусировал свою читту внутри, а затем направлял её поток пронизывать все миры, как вверху, так и внизу, во всех направлениях без перерыва. В то время его читта обладала способностью распространять свою сияющую ауру на все миры: безграничную, всепроникающую, ярче тысячи солнц, ибо нет ничего ярче совершенно чистого сердца. Уникальные свойства, исходящие от читты такой чистоты, освещают мир и наполняют его спокойствием неописуемым и чудесным образом. Читта, не имеющая абсолютно никаких загрязнений, обладает только прохладными, мирными качествами Дхаммы. Сострадательный, добросердечный монах с абсолютно чистым сердцем может ожидать защиты и благоговейной преданности от людей и дэвов, где бы он ни находился, в то время как существа животного царства не чувствуют страха или опасности в его присутствии. Его читта постоянно посылает нежное сострадание всем существам повсюду без предубеждения, подобно тому, как дождь равномерно орошает холмы и долины.

Трудности и лишения.

Покинув провинцию Убонратчатхани, Аджан Ман провёл следующий сезон дождей в деревне Бан Нонг Лат в районе Варичабхум провинции Саконнакхон в сопровождении многих монахов и послушников под его руководством. Миряне, мужчины и женщины, реагировали так, словно прибыл действительно знаменитый человек. Все они были очень взволнованы – не в исступлении, но в предвкушении, желая совершать добро и воздерживаться от зла. Они отказывались от поклонения духам и призракам, чтобы отдать дань уважения Будде, Дхамме и Сангхе. В конце сезона дождей Ачария Ман снова начал путешествовать, пока не прибыл в провинцию Удонтхани, откуда отправился в районы Нонгбуалампху и Бан Пхеу. Он остался в деревне Бан Кхо на время сезона дождей, а следующий ретрит провёл в районе Тха Бо провинции Нонгкхай. Он продолжал практиковать в течение некоторого времени в обеих этих провинциях.

Как упоминалось ранее, Ачария Ман жил в основном в диких районах, где деревни были расположены далеко друг от друга. Поскольку сельская местность тогда была относительно безлюдной, он мог легко применять учение на практике. Девственные леса, полные больших и высоких, тогда ещё не срубленных, деревьев. Дикие животные были повсюду. Как только наступала ночь, их бесчисленные крики эхом разносились по лесу. Слушая их, чувствуешь дух товарищества и дружелюбия. Естественные звуки диких животных не являются помехой для медитативной практики, поскольку они не несут в себе особого смысла. Что нельзя сказать о человеческих звуках. Болтовня, пение, крик или смех – конкретный смысл всего этого сразу же становится очевидным, и именно этот смысл делает человеческие звуки помехой для медитативной практики. Монахи особенно уязвимы к звукам противоположного пола. Если их самадхи недостаточно сильно, концентрация может быть легко разрушена. Я должен извиниться перед женщинами во всём мире, потому что в моё намерение ни в коем случае не входит критиковать женщин. Я обращаюсь здесь именно к такому медитирующему, чтобы он мог пробудить осознанность для противодействия этим влияниям, а не просто смиренно отдаться им. Возможно, одна из причин, по которой монахи предпочитают жить в горах и лесах, заключается в том, что это позволяет им избегать подобных отвлечений и неустанно стремиться к совершенству духовных качеств, пока они не достигнут конечной цели святой жизни. Ачария Ман наслаждался жизнью в лесах и горах вплоть до дня своей смерти, что помогло ему достичь Дхаммы, которой он так щедро делился со всеми нами.

Ачария Ман говорил, что если бы его медитативную практику сравнивали с болезнью, то её можно было назвать почти смертельной, так как практику, которую он претворял в жизнь, напоминала физические и умственные пытки. Едва ли был хоть один день, когда он мог просто расслабиться, оглядеться и наслаждаться жизнью, как это делали другие монахи. Это происходило потому, что килесы так быстро атаковали его сердце, что он едва успевал их ловить. Если его ум блуждал лишь на мгновение, килесы немедленно доставляли ему неприятности. Как только они завладевали его сердцем, их хватка становилась ещё крепче, пока он не чувствовал, что ему трудно освободиться от них. Следовательно, Ачария Ман никогда не мог ослабить свою бдительность. Он должен был оставаться очень внимательным, всегда готовым наброситься на килесы, чтобы они не смогли получить силу и подчинить его. Он усердно практиковал таким образом, пока не достиг достаточного удовлетворения, чтобы иметь возможность немного расслабиться. Только тогда он развил силу сердца и лёгкость тела, необходимые для обучения других. С тех пор его искали монахи, послушники и миряне со всего Северо-Востока. Ачария Ман понимал ситуацию и очень сочувствовал им всем. В определенное время к нему приходило так много людей, что им не хватало места, чтобы остаться. Он также должен был думать о безопасности других, таких как женщины и монахини, которые приходили к нему в гости. Потому что в те дни многие тигры и другие дикие животные населяли те отдалённые районы, в которых он проживал и вокруг было очень мало людей.

Ачария Ман когда-то останавливался в пещере близ деревни Бан Нами Найанг в районе Бан Пхеу провинции Удонтхани. Так как много крупных тигров часто посещало местность вокруг пещеры, оно определённо не было безопасным местом для посетителей и ночлега. Когда приходили гости, Ачария Ман говорил селянам построить очень высокую бамбуковую платформу – достаточно высокую, чтобы быть вне досягаемости от любого голодного тигра, который мог попытаться наброситься на спящего человека. Ачария Ман запретил гостям спускаться на землю после наступления темноты, понимая, что тигр может схватить и растерзать их. Он сказал им, чтобы те принесли с собой контейнеры для своих туалетных нужд. С таким количеством злобных тигров ночью, Ачария Ман не позволял посетителям оставаться надолго. Он отсылал их через несколько дней. Эти тигры не боялись людей, тем более женщин, и могли напасть, если представится такая возможность. В некоторые ночи, когда Ачария Ман занимался медитацией при ходьбе при свете свечи, он видел, как большой тигр смело преследовал стадо буйволов, когда оно пробегало мимо его жилища. Тигр не боялся Ачарию Мана, расхаживающего взад и вперёд. Почувствовав хищника, буйволы инстинктивно направились к деревне. Тем не менее, тигр всё ещё преследовал их, несмотря на то, что рядом был монах.

Монахи, тренировавшиеся под началом Ачарии Мана, должны были быть готовы ко всему, в том числе и к возможной смерти, ибо опасность была повсюду вокруг тех мест, где они практиковали. Они также должны были отказаться от любой гордости касательно собственной самооценки и любого чувства превосходства по отношению к своим собратьям-монахам, позволяя возникнуть гармонии, как если бы они были разными конечностями на одном теле. Тогда их сердца испытывали удовлетворение и, не беспокоясь о ментальных препятствиях, их самадхи быстро развилось. Когда монах вынужден жить в определённых ограничениях, например, в пугающем месте, где пища ограничена, с минимумом личных вещей – его умственная деятельность, как правило, контролируется осознанностью, которая постоянно ограничивает мыслительные процессы насущными делами. И читта способна достичь самадхи быстрее, чем можно было бы ожидать. Снаружи – опасность и трудности, внутри – твёрдо установленная осознанность. В таких обстоятельствах читту можно сравнить с пленником, который добровольно подчиняется своей судьбе. При этом ещё также есть учитель, готовый направить практикующего, если тот заблудился. Тренирующийся монах, будучи окружённым трудностями со всех сторон, увидит развитие своей читты, превосходящее все ожидания.

Ночь в лесу – страшное время, поэтому монах заставляет себя пойти и заняться медитацией при ходьбе, чтобы бороться с этим страхом. Кто победит, а кто проиграет? Если страх пропадает, то читта становится бесстрашной и погружается в состояние покоя. Если сердце проигрывает, то единственное, что появляется – это сильный страх. Эффект сильного страха в такой ситуации – это ощущение одновременного жара и холода, потребности мочиться и испражняться, ощущения одышки и нахождения на грани смерти. То, что вызывает страх – это звук рыка тигра. Рычание может доноситься откуда угодно – от подножия горы, с вершины хребта или равнины, но монах не обратит внимания на направление. Он будет думать только об одном: «Тигр идёт сюда, чтобы сожрать меня!» Прохаживаясь в полном одиночестве в медитации, трясясь от страха, он уверен, что тигр идёт специально за ним. Не принимая во внимание обширную местность, ему не приходит в голову, что у тигра четыре ноги и он может просто идти куда-то ещё. Его единственная мысль заключается в том, что тигр идёт прямо к его крошечному участку земли – прямо к этому трусливому монаху, трясущемуся от страха. Полностью забыв о своей практике медитации, у него на уме только одна мысль, которую он повторяет снова и снова, как мантру: «Тигр идёт сюда, тигр идёт сюда», — этот негативный ход мыслей только усиливает страх. Дхамма в его сердце готова распасться, и, если тигр действительно случайно забредёт к нему, этот монах будет стоять там, в лучшем случае, в испуганном оцепенении, а в худшем, что-то очень нехорошее может случиться.

Неправильно направлять читту на такие негативные мысли. Последствия в любом случае будут вредными. Правильный подход состоит в том, чтобы твёрдо сосредоточить читту на каких-либо аспектах Дхаммы, будь то воспоминание о смерти или какая-то другая тема. В таких случаях никогда не следует позволять уму сосредотачиваться на воображаемых внешних угрозах, а затем обманываться этими представлениями. Что бы ни случилось, жизнь или смерть, ваше внимание должно быть сосредоточено непосредственно на предмете медитации, который вы используете. Читта, опорой которой является Дхамма, не теряет равновесия. Более того, несмотря на испытываемый сильный страх, она значительно укрепляется, становясь бесстрашной удивительным и неописуемым образом.

Ачария Ман учил своих учеников: чтобы прочно утвердиться в практике, нужно поставить на карту всё – и ум и тело. Все должно быть принесено в жертву, кроме того аспекта Дхаммы, который является основным объектом внимания. Что бы ни случилось, позвольте природе идти своим чередом. Каждый рождённый должен умереть – такова природа этого мира. Нет смысла сопротивляться этому. Истину нельзя найти, отрицая естественный порядок вещей. Ачария Ман считал, что монах должен быть решительным и храбрым перед лицом смерти. Он был особенно заинтересован в том, чтобы его ученики жили в изолированных диких районах, населённых дикими животными, чтобы они могли открыть для себя достоинства медитации. Такие места способствуют развитию самадхи и интуитивной мудрости. Тигры определённо могут помочь стимулировать Дхамму в наших сердцах, особенно если мы не испытываем благоговения перед Владыкой Буддой, потому что не доверяем его учению, но испытываем благоговение перед тиграми, потому что убеждены в том, насколько свирепыми они могут быть. Это убеждение – очень эффективная помощь для того, чтобы загнать ум в угол и сосредоточить его на Дхамме, используя страх как стимул медитировать, пока Дхамма не возникнет внутри. Когда она будет окончательно осознана, вера во Владыку Будду и Дхамму, которой он учил, возникнет естественным образом. В критический момент, когда человек остается один в джунглях, дремлющие способности самадхи и мудрости пробуждаются. Если нет ничего, что могло бы оказать давление на читту, она имеет тенденцию становиться ленивой и накапливать килесы, пока не станет едва функционирующей. Тигр может помочь устранить килесы, которые способствуют столь ленивому и легкомысленному отношению, что мы забываем себя и свою собственную смертность. Как только эти коварные загрязнения исчезают, мы чувствуем подлинное облегчение, что бы ни делали, ибо наши сердца больше не несут это тяжелое бремя.

Ачария Ман подчёркивал, что монахи должны практиковать медитацию в местах, вызывающих страх, и избегать мест, где его нет, в противном случае они вряд ли достигнут каких-либо необычных и удивительных результатов. Более того, килесы вполне могут завести их так далеко в сторону, что в конечном итоге они потеряют из виду духовный путь, и это будет печально. Он заверял своих монахов, что если они не будут жить в среде, которая вынуждает их направлять внимание внутрь, им будет трудно достичь стабильного состояния покоя, и их медитативная практика поэтому будет страдать. С другой стороны, результаты будут хорошими в тех местах, где они всегда бдительны к возможной опасности, так как осознанность – искусное средство для направления усилия – неизбежно будет присутствовать. Никто из тех, кто искренне надеется превзойти дуккху, не должен поддаваться страху смерти, проживая в местах, которые внушают страх, например, в отдалённых диких районах. Когда вы сталкиваетесь с реальной опасной ситуацией, фокус внимания должен быть сосредоточен на Дхамме, а не направлен за пределы сферы собственного тела и ума, являющейся местом обитания Дхаммы. Тогда медитирующий может пережить всепроникающее чувство безопасности и вдохновенной силы духа, не подлежащие сомнению. В любом случае, если камма этого человека не диктует, что его время истекло, он не умрёт – независимо от того, что он сам думает.

Ачария Ман сказал, что его вдохновение на медитацию почти всегда было получено из жизни в опасных условиях, поэтому он любил учить своих учеников быть решительными в устрашающих ситуациях. Вместо того, чтобы просто полагаться на что-то неопределённое, типа «врождённых добродетельные тенденций» (т.е. благих заслуг из прошлых жизней, помогающих в медитации – прим.пер.), которые обычно являются просто удобной фикцией, нежели реальностью, у них будет шанс реализовать свои устремления в кратчайшие сроки. Опора на довольно расплывчатую концепцию добродетельных тенденций из прошлого обычно является признаком слабости и смирения, такое отношение скорее подавляет осознанность и мудрость, чем способствует им.

Если монах уверен, что Дхамма является основным гарантом его жизни и практики, значит, он искренне надеется жить и умереть по Дхамме. Крайне важно, чтобы он не паниковал ни при каких обстоятельствах. Нужно быть достаточно храбрым, чтобы принять смерть, усердно практикуясь в пугающих местах. Когда надвигается опасность – какой бы серьезной она ни казалась – осознанность должна постоянно контролировать его сердце, чтобы оно оставалось непоколебимо твёрдым и полностью объединённым с объектом медитации. Предположим, что слон, тигр или змея угрожают ему: если монах искренне решит пожертвовать своей жизнью ради Дхаммы, животные не посмеют причинить ему никакого вреда. Не боясь смерти, он будет испытывать бесстрашие и может подойти прямо к этим животным. Вместо того, чтобы чувствовать угрозу, он будет переживать глубокое чувство дружелюбия к ним, рассеивающее любое ощущение опасности.

Как человеческие существа, мы обладаем Дхаммой в наших сердцах, в отличие от животных. По этой причине наши сердца оказывают мощное влияние на животных всех видов. Не имеет значения, что животные не способны знать этот факт. В наших сердцах существует таинственное качество, оказывающее на них успокаивающее воздействие. Это качество – могущественная, защитная сила Дхаммы, которая смягчает их сердца до такой степени, что они не осмеливаются действовать угрожающе. Эта таинственная сила сердца есть нечто внутренне переживаемое индивидом. Другие могут узнать это только в том случае, если обладают особым интуитивным знанием. Даже если Дхамма преподается и изучается во всём мире, она всё ещё остается тайной, если сердце ещё не достигло какого-либо уровня понимания в ней. Когда сердце и Дхамма действительно становятся одним целым, все сомнения по поводу них исчезают сами по себе, потому что природа сердца и Дхаммы имеет одно и то же совершенное, утончённое качество. Как только это состояние достигнуто, можно сказать, что сердце – это Дхамма, а Дхамма – это сердце. Другими словами, все противоречия прекращаются после того, как килесы устранены.

Обычно сердце настолько становится продолжением килес, что мы не осознаём его собственной ценности. Это происходит потому, что оно так глубоко пропитано килесами, что уже нельзя отличить одно от другого. Реальная ценность сердца скрывается из виду. Если мы позволим этому состоянию продолжаться бесконечно, потому что безразличны к поиску решения, ни наши сердца, ни Дхамма не будут иметь для нас никакой реальной ценности. Даже если бы мы рождались и умирали сотни раз, это было бы просто заменой одной грязной одежды на другую такую же. Независимо от того, сколько раз переодеваться в грязную одежду, мы не можем избежать того факта, что остаёмся грязными. Это явно отличается от того, кто снимает грязную одежду и меняет её на хорошую чистую. Точно так же смена добра и зла в сердце – это важная проблема, за которую каждый из нас должен взять на себя личную ответственность и исследовать самостоятельно. Никто не может нести это бремя за нас и дать нам покой. Чрезвычайно важно, чтобы каждый из нас осознавал, что в настоящем и в будущем только мы сами всегда ответственны за наше собственное развитие. Исключение составляют лишь те, кто, подобно Владыке Будде и ученикам арахантам, тщательно развивал себя духовно, пока не достиг состояния полной безопасности. Для них задание выполнено, конечная цель достигнута. Это благородные личности, в которых остальные из нас принимают прибежище, дают нам надежду на будущее. Даже негодяи, кто ещё понимают разницу между правильным и неправильным, примут Будду, Дхамму и Сангху как своё прибежище. У них, по крайней мере, достаточно здравого смысла, чтобы чувствовать угрызения совести. Как хорошие и плохие люди чувствуют естественную зависимость от своих родителей, так и люди всех видов инстинктивно смотрят на Будду как на надёжное прибежище.

Ачария Ман применял множество методов обучения своих монахов, чтобы те увидели конкретные результаты в практике. Те, кто практиковал с непоколебимой верой в его наставления, смогли достичь таких результатов к своему собственному удовлетворению. Следуя силе его примера, они сами стали знающими, уважаемыми учителями. И, в свою очередь, передали эти методы обучения своим ученикам, чтобы те тоже могли засвидетельствовать собственными усилиями, что пути и плоды учения Будды всё ещё достижимы сегодня, чтобы они не исчезли полностью. Глядя на жизнь, которую он прожил и методы, которые он использовал в обучении других, правильно сказать, что Ачария Ман следовал практике лишений. Он и его ученики жили в условиях фактической бедности в местах, где не хватало даже самого необходимого. Простые повседневные потребности, от которых они зависели, обычно были в дефиците. Столкнувшись с таким неопределённым существованием, те, кто привык жить в беззаботном изобилии, вероятно, были бы крайне встревожены. Поскольку в этом тяжёлом образе жизни не было ничего, что могло бы привлечь их, они сочли бы его очень неприятным. Но сами монахи, хотя и жили как заключенные, делали это добровольно ради Дхаммы. Они жили ради неё и принимали неудобства и трудности, связанные с практикой. Эти условия, которые воспринимаются как пытка теми, кто никогда им не подчинялся, на самом деле были удобной духовной тренировочной площадкой для монахов, практиковавших таким образом. Из-за их решимости терпеть трудности и нищету уместно называть это практикой лишения, ибо такие условия жизни идут против течения. Монахам приходилось буквально заставлять себя жить таким образом. Во время всей своей обычной повседневной деятельности они должны были сопротивляться физическому и умственному давлению, чтобы просто следовать своим естественным наклонностям.

Иногда приходилось терпеть дни голодания с целью ускорения практики медитации. Эти периоды, когда монахи полностью воздерживаются от принятия пищи, несмотря на голод, являются днями непрерывного посвящения практике. Физический дискомфорт в такие моменты очевиден, но цель этого воздержания – повысить умственную бдительность. По правде говоря, голодание является очень подходящим методом для определённых темпераментов. Некоторые типы людей обнаруживают, что если едят пищу каждый день, их тела могут быть энергичными, но умственное усилие – медитация – не может прогрессировать. Их умы остаются вялыми, тупыми и робкими, поэтому требуется какое-то решение. Одно из таких решений состоит в том, чтобы попытаться либо уменьшить потребление пищи каждый день, либо вообще обходиться без еды, голодая – иногда в течение нескольких дней, иногда в течение более длительного периода – тщательно соблюдая всё время тот метод, который даёт лучшие результаты. Как только становится очевидным, что определённый метод подходит, его следует интенсивно использовать. Например, если монах обнаруживает, что голодание в течение нескольких дней подряд соответствует его темпераменту, тогда требуется, чтобы он принял необходимость следовать этому пути. Хотя это может быть очень трудно, он должен смириться с этим, ведь он неизбежно хочет получить соответствующие знания и навыки, чтобы выйти за пределы дуккхи.

Человек, чей темперамент приспособлен к длительному голоданию, заметит, что чем больше он не ест, тем более крепким и мужественным становится его сердце в противостоянии различным объектам чувств, которые когда-то были его врагами. Его умственный настрой смелый, а фокус острый. Сидя в самадхи, его сердце может настолько погрузиться в Дхамму, что забывает о времени суток, ибо когда сердце соприкасается с Дхаммой, оно больше не заботится о течении времени или о муках голода. В это время он осознает только восторг, испытываемый на том уровне Дхаммы, которого достиг. В этом состоянии ума создаются условия для того, чтобы догнать килесы, такие как лень, самодовольство и беспокойство, поскольку они достаточно неактивны, чтобы медитирующий мог взять над ними верх на какое-то время. Если мы будем колебаться, ожидая более благоприятного времени, чтобы справиться с ними, килесы проснутся первыми и доставят нам большие неприятности. Вполне вероятно, что тогда мы не сможем справиться с ними. Мы можем легко стать «слонами» для килес, ведь они садятся на нас, седлают наши шеи и бьют нас – наши сердца – заставляя подчиняться. Ибо в течение бесконечно долгого времени наши сердца и вправду были «слонами», а килесы – «погонщиками». Глубоко укоренившийся страх перед этим хозяином заставляет нас так бояться, что мы никогда не осмеливаемся сопротивляться изо всех сил.

С точки зрения Будды, килесы являются врагами Дхаммы, однако, с точки зрения мира, килесы считаются неразлучными спутниками наших сердец. На нас, практикующих учение Будды, возложена обязанность бороться с мыслями и поступками, являющихся нашими врагами, чтобы мы могли пережить их натиск и освободиться от коварного контроля. С другой стороны, у тех, кто согласен следовать за килесами, нет другого выбора, кроме как баловать их, покорно подчиняясь каждому их приказу. Последствия такого рабства слишком очевидны в умственном и эмоциональном беспокойстве, затрагивающем этих людей и всех вокруг них. Килесы неизбежно заставляют людей страдать множеством разных способов, и необходимо, чтобы кто-то искренне позаботился о своём собственном благополучии, усердно сопротивляясь и используя все доступные средства. Если это означает воздержание от еды и страдание по этой причине, то так тому и быть, никто не сожалеет. Если необходимо, даже сама жизнь будет принесена в жертву, чтобы почтить учение Будды, но килесы не получат и части победы.

В своих поучениях Ачария Ман призывал монахов быть мужественными в усилиях превзойти дуккху, угнетающую их сердца. Он сам тщательно исследовал килесы и Дхамму, проверяя их самым разнообразным образом, прежде чем, наконец, увидел, что результаты ясно проявились в его собственном сердце. Только после этого достижения он вернулся на северо-восток, чтобы учить несравненной Дхамме, которую тогда так хорошо понял.

Одним из важных аспектов в обучении Ачарии Мана, который он постоянно подчеркивал на протяжении своей обучающей деятельности, была Дхамма пяти сил: веры, старательных усилий, осознанности, концентрации и мудрости. Он говорил, что причина подчёркивания этих пяти факторов заключается в том, что человек, обладающий ими, всегда будет иметь что-то надёжное, на что можно рассчитывать, независимо от того, куда он идёт, и, следовательно, всегда может рассчитывать на устойчивый прогресс в своей практике. Ачария Ман разделял их в соответствии с их конкретными функциями, и использовал, чтобы развить неукротимый дух у своих учеников. Он давал им свою собственную проникновенную интерпретацию следующим образом:

Саддха – это вера в Дхамму, которую Владыка Будда подарил миру. Нет никаких сомнений в том, что каждый из нас в этом мире способен достигнуть света Дхаммы – при условии, что мы практикуем путь всерьёз. Мы все принимаем тот факт, что однажды нам придется умереть. Ключевой вопрос заключается в следующем: умрём ли мы побеждёнными циклом килес и циклом каммы и его результатами? Или мы преодолеем их, победив всех, прежде чем умрём? Никто не хочет быть побежденным. Даже дети, соревнующиеся в спорте, стремятся к победе. Так что мы должны встряхнуться и не действовать так, как будто уже побеждены. Побеждённые должны всегда терпеть страдания и боль, накапливая так много дуккхи, что уже не могут найти выхода. Когда они ищут спасения от своих страданий, единственным возможным решением кажется, что лучше умереть. Но смерть в таких условиях — это именно поражение от рук врага. Это результат нагромождения такого количества дуккхи внутри, что нет места ни для чего другого. Положительные результаты не могут быть получены от унизительного поражения.

Если мы хотим умереть победоносными, как Владыка Будда и араханты, тогда мы должны практиковать с той же верой, усилием и терпением, что и они. Мы должны быть осознанны во всех наших телесных и умственных действиях, как были они. Мы должны относиться к нашей задаче очень серьёзно и не колебаться, как человек, столкнувшийся с кризисом без осознанности. Мы должны твёрдо установить наши сердца в тех причинах, которые приводят к благим следствиям, достигнутым самим Буддой. Сасана – это учение великого мудреца, который учил людей, что они тоже могут развивать мудрость во всех её многочисленных аспектах. Поэтому мы должны задуматься над этим. Мы не должны погрязать в глупости, проживая всю свою жизнь в невежестве. Никто не считает слово «глупый» комплиментом. Глупые люди бесполезны. Взрослые, дети, даже животные – если они глупы, от них нет никакой пользы. Так что если мы останемся глупыми, кто будет восхищаться нами? Мы все должны тщательно проанализировать этот вопрос, чтобы не погрязнуть в невежестве. Погрязнуть в нём – это не путь к преодолению дуккхи, и это определённо не подходит для монаха дхутанга, который должен умело анализировать всё.

Это была личная интерпретация Ачарией Маном пяти сил. Он эффективно использовал его в своей собственной практике и учил этому своих учеников. Это отличная инструкция для вдохновения осознанности и мудрости, а также бескомпромиссного отношения к практике. Она очень подходит для монахов дхутанга, которые готовы полностью бороться за окончательную победу в состязании между Дхаммой и килесами. Конечным достижением этого будет свобода Ниббаны, долгожданная высшая победа.

Разные учения

Как-то старший ученик Ачарии Мана вспомнил, что многие монахи и послушники, жившие под его руководством, вели себя так, как будто были свободны от килес. Хотя они жили вместе в большой группе, никто не вёл себя неподобающим образом. Были ли они сами по себе, в компании других людей, выполняющих свои обязанности, или на собрании, все были спокойны и невозмутимы. Те, кто никогда не слышал, чтобы монахи обсуждали свои уровни медитации с Ачарией Маном, вполне могли заподозрить, наблюдая за ними, что все они были полными арахантами. Истина становилась очевидной только тогда, когда он советовал монахам, как решать конкретные проблемы в их медитации. Каждому монаху давались советы в соответствии с его уровнем достижений: от основных методов концентрации и мудрости до более высоких уровней концентрации и прозрения.

Обращаясь ли к проблемам отдельных учеников или наставляя всё собрание, Ачария Ман всегда проявлял ту же бескомпромиссную уверенность. Его слушатели полностью осознавали, что Дхамма, которую он излагал, была тем, что учитель действительно осознал внутри себя. Он никогда не полагался на спекулятивные оценки, такие как «это может быть так» или «это может быть эдак». Слушатели были полностью убеждены в том, что Дхамма, которой он учил, потенциально существует внутри каждого из них. Даже если они ещё не достигли этого, то, несомненно, осознают её для себя однажды, если не будут колебаться в своих усилиях.

Ачария Ман изменял свои выступления в соответствии с характером и уровнем понимания конкретного слушателя, так что каждый, кто присутствовал, получал некоторую выгоду. Он был аккуратен в объяснении учения на всех его стадиях, гарантируя, что слушатели на разных уровнях медитации смогут понять и применить его к своей индивидуальной практике, чтобы достичь удовлетворительных результатов. Обучая мирян, он обычно подчёркивал те аспекты Дхаммы, которые соответствовали их положению, такие как щедрость, нравственная добродетель и медитативное развитие как основу для практики. Он объяснял, что эти три дхаммы являются основными критериями, необходимыми для рождения в человеческом мире и основой сасаны. Некто, рождённый человеком, обязательно должен был культивировать эти три дхаммы в прошлом. По крайней мере, один из пунктов должен был быть ранее развит, чтобы служить причиной для полноценного рождения человеком.

Щедрость — это способ продемонстрировать свою добрую волю. Люди, которые благородны сердцем и внимательны к ближним людям и животным, находящимся в нужде, жертвуют и делятся частью собственного успеха в соответствии со своими средствами. Является ли это даром материальных благ, даром Дхаммы или даром знания любого рода, это дар, свободно данный на благо других, без ожидания чего-либо взамен, кроме хороших результатов самого акта отдачи. Это также включает в себя щедрый жест прощения тех, кто ведёт себя неправильно или оскорбительно. Те, кто доброжелательны и склонны к бескорыстной отдаче, обязательно будут милосердными людьми, которые выделяются среди своих знакомых, независимо от их физического облика. Дэвы, люди и животные – все почитают и ценят их. Куда бы они ни пошли, всегда найдется кто-то, кто захочет им помочь. Они никогда не страдают от острой нищеты и лишений. Совершенно очевидно, что филантропы в обществе никогда не выходят из моды и редко вызывают неприязнь. Даже богатый, но скупой человек с нетерпением ждёт подарков от других – не говоря уже о несчастных бедняках, у которых мало надежды на то, что кто-то им поможет. Благодаря силе щедрости те, кто развил в себе привычку отдавать, никогда не родятся в мире, где им придётся жить в трудностях. Дарители и их щедрость всегда служили поддержанию баланса и процветания в мире. Пока люди еще ценят самопожертвование и протягивают друг другу руку помощи, жизнь на этой земле всегда будет иметь смысл. Щедрые люди по-прежнему гостеприимны и оказывают поддержку, что делает мир хорошим местом для жизни. В этом смысле щедрость абсолютно необходима для всех нас. Без него жизнь в этом мире была бы выжженной и бесплодной.

Нравственная добродетель является эффективной преградой, которая не позволяет людям злоупотреблять или разрушать материальные и духовные богатства друг друга. Это сама основа тех особых добрых качеств, которыми должен обладать каждый человек и которые никогда не должны ускользать от него. Люди, которые не имеют нравственной добродетели для защиты и поддержания своего внутреннего богатства, подобны огню, бушующему в человеческом обществе. Без нравственности, оказывающей охранный и сдерживающий эффект, жестокое обращение и разрушение будут свирепствовать в мире до такой степени, что вряд ли останется остров безопасности, где человек мог бы чувствовать спокойствие. Пока люди верят, что материальное богатство ценнее нравственной добродетели, у них не будет реальной безопасности. В таком случае, даже если мировая экономика будет процветать настолько, что материальное богатство достигнет уровня солнца, жар солнца не сможет сравниться с палящим жаром безнравственного мира.

Нравственная добродетель – это истинная основа человеческого совершенства, олицетворённая Владыкой Буддой. Он открыл эту истину, представив её как средство, с помощью которого мир, сбитый с толку и страшащийся дуккхи, мог бы полагаться на её сдерживающую силу, чтобы жить в прохладном, успокаивающем сиянии доверия. Предоставленные самим себе, люди с килесами будут думать и действовать так, что мир станет раскалённым. Если этим мыслям дать волю, питаемым килесами и не сдерживаемым даже намёком на нравственную добродетель, они, несомненно, создадут бесчисленных ядовитых «монстров», которые распространятся по всему миру, чтобы пожрать всё на своем пути. Мысли такого в высшей степени добродетельного человека, как Владыка Будда, который полностью устранил килесы из своего сердца, производят только желанный покой и счастье в мире. Сравните это с образом мышления, порождённый килесами, который вызывает у нас и у всех остальных лишь невообразимые проблемы. Разница достаточно очевидна, чтобы мы захотели найти способ решить эту задачу и остановить поток таких мыслей, пока не стало слишком поздно. Нравственная добродетель подобна лекарству, которое противодействует как инфекционным, так и хроническим заболеваниям. По крайней мере, больной «лихорадкой-килес» может найти облегчение и надежду на выздоровление в практике моральной добродетели. Более того, она может также привести к полному излечению.

Из сострадания Ачария Ман учил мирян как достоинствам нравственной добродетели, так и недостаткам отсутствия моральных норм. Эти наставления шли прямо в сердце и были настолько впечатляющими, что, слушая его советы мирянам, я поймал себя на мысли, что тоже хотел бы соблюдать пять нравственных предписаний – забыв, что, будучи монахом, уже соблюдал 227 монашеских правил! Я был переполнен энтузиазмом, слышав его слова, и на мгновение потерял свою осознанность. Когда наконец пришёл в себя, то был довольно смущён и никому не рассказывал об этом, опасаясь, что другие монахи сочтут меня сумасшедшим. На самом деле, я и был немного сумасшедшим в тот момент, так как забыл о своей собственной бритой голове и думал о соблюдении пяти правил мирянина. Это проблема, с которой мы все сталкиваемся: когда думаем неправильно, то в конечном счёте и действуем неправильно. Поэтому мы всегда должны осознавать свои мысли – понимать, хороши они или плохи, правильны или неправильны. Мы должны постоянно обуздывать их, в противном случае они могут легко выйти из-под контроля.

Медитативное развитие означает обучение ума понимать и быть беспристрастным по отношению к основным принципам причины и следствия, так что мы сможем эффективно прийти к согласию с нашими собственными внутренними процессами, а также со всеми другими связанными с ними вопросами. Вместо того, чтобы оставлять ум в необузданном переизбытке мыслями, мы полагаемся на медитацию, чтобы обуздать их и привести в соответствие с тем, что разумно – вот путь к спокойствию и удовлетворённости. Ум, который ещё не прошёл медитативную подготовку, подобен необученному животному, которое еще не может должным образом выполнять поставленные перед ним задачи и поэтому не так полезно, как могло бы быть. Оно должно быть обучено выполнять эту работу, чтобы быть максимально полезным. Точно так же наши умы должны проходить обучение как средство понимания самих себя, когда мы выполняем все наши ежедневные задачи, будь то умственные или физические, значительные или обыденные, грубые или тонкие.

Те, кто развивает медитацию как прочный якорь для ума, наслаждаются тщательным размышлением о том, что они делают. Они вряд ли пойдут на ненужный риск в ситуации, в которой не уверены, когда ошибка может повредить им или кому-то ещё. Медитативное развитие приносит определённые выгоды, как непосредственно, так и в будущем, но наиболее значимыми являются те, которые мы переживаем здесь и сейчас в настоящем. Люди, которые развивают способность к медитации, будут успешны во всём, на что они направляют свой ум. Их дела не ведутся вполсилы, но хорошо продуманы с прицелом на ожидаемую пользу от хорошо выполненной работы. Таким образом, люди всегда могут с удовлетворением оглядываться на плоды своего труда. Поскольку они твёрдо укоренены в рассудке, медитирующие люди без труда контролируют себя. Они придерживаются истины как руководящего принципа для всего, что делают, говорят и думают. Они помнят о том, чтобы не оставлять себя открытыми для мириад искушений, которые обычно возникают из килесы жажды – желания идти туда, сюда, желания сделать это, сказать то или подумать так – которые не обладают никакими наставлениями по поводу того, что правильно, а что нет, что хорошо, а что плохо. Жажда – очень разрушительное осквернение, которое постоянно приводит нас к страданию бесчисленным количеством способов. По правде говоря, нам некого винить, кроме самих себя, поэтому мы вынуждены принимать последствия как нечто прискорбное, пытаясь сделать лучше в следующий раз. Когда поддерживается достаточная осознанность, мы можем обратить эту тенденцию вспять. Но если у нас недостаточно осознанности, чтобы разумно размышлять над этими вопросами, всё, что мы сделаем, будет иметь негативные последствия, иногда безвозвратно. В этом и заключается истинная суть килес – они неизбежно ведут нас к несчастью.

Медитация – хорошее средство для того, чтобы полностью покончить с килесами. Медитативные техники, возможно, несколько трудны для практики, но это потому, что предназначены они для оказания давления на ум и приведения его под контроль, так же, как попытка взять под контроль обезьяну, чтобы приручить её. Техники медитации на самом деле являются методами развития самоосознания. Это означает наблюдение за умом, который не довольствуется тем, чтобы просто оставаться неподвижным, а вместо этого склонен скакать, как человек, ошпаренный горячей водой. Наблюдение за умом требует осознанности и внимательности, чтобы держать нас в курсе его движения. Этому способствует использование одной из многих тем Дхаммы в качестве объекта внимания для поддержания стабильности и спокойствия ума во время медитации. Очень популярный метод, который даёт хорошие результаты – это осознанность к дыханию. Другие популярные темы включают повторение таких слов, как «буддхо», «дхаммо», «сангхо» или рассмотрение кеша, лома, накха, данта, тако (волос на голове, на теле, ногтей, зубов и кожу – прим.пер.) в прямом и обратном порядке, или медитация на смерть, или любая другая тема, которая кажется наиболее подходящей. Ум должен быть вынужден оставаться исключительно с этим объектом во время медитации. Спокойствие и счастье неизбежно возникают, когда ум полагается на конкретную тему Дхаммы как хороший и безопасный объект внимания.

То, что обычно называют «спокойной читтой» или «читтой, объединённой в самадхи», – это состояние внутренней стабильности, которое больше не связано с первоначальным объектом внимания, который просто подготовил читту, удерживая её устойчивой. Как только читта вошла в самадхи, есть достаточный импульс для того, чтобы она оставалась в состоянии покоя, независимо от подготовительного объекта, функция которого временно прекращается, пока читта покоится мирно. Позже, если позволяет время, когда читта выходит из самадхи, внимание снова фокусируется на первоначальной теме Дхаммы. Когда так практикуют последовательно с преданностью и постоянными усилиями, ум, долго погружённый в дуккху, постепенно пробуждается к своему собственному потенциалу и отказывается от неумелых действий. Борьба за контроль над умом, которую человек испытывает на начальных этапах обучения, сменится сильным интересом к поставленной задаче.

Читта становится незабываемо спокойной и умиротворённой, как только входит в самадхи. Даже если это произойдёт только один раз, это будет бодрящий и неизгладимый опыт. Если он не повторится в последующих попытках медитации, то неописуемое чувство потери и тоски останется надолго в читте. Только с дальнейшим прогрессом, когда человек всё больше и больше погружается в тонкие состояния покоя, разочарование от потери первоначального состояния спокойствия будет забыто.

Когда вы слышите о медитации, то можете заволноваться и почувствовать себя умственно и физически неподходящими для этой задачи и будете неохотно пытаться её практиковать. У вас может возникнуть соблазн подумать:

«Судьба наверняка сговорилась против меня. Я никак не могу с этим справиться. Мои обязанности и ответственность как дома, так и на работе затрудняют практику. У меня есть все эти социальные обязательства, воспитание детей, уход за внуками. Если я буду тратить время, сидя с закрытыми глазами в медитации, то никогда не успею сделать всё и свести концы с концами, и, вероятно, в конечном итоге умру от голода!»

Таким образом, вы впадаете в уныние и упускаете хорошую возможность. Этот способ мышления похоронен глубоко в душе каждого человека. Возможно, именно такое мышление мешало вам избавиться от дуккхи всё это время. И оно будет продолжать делать это, если вы не попытаетесь исправить это сейчас.

Медитация на самом деле является способом противодействия и облегчения всех умственных раздражений и трудностей, которые мучают нас долгое время. Медитация не отличается от других методов, используемых в мире для облегчения боли и дискомфорта, например, купания, когда нам жарко, надевания тёплой одежды или зажигание огня, когда нам холодно. Когда мы голодны, то едим и пьём, когда больны, то принимаем лекарства, чтобы облегчить симптомы. Все это методы, которые мир использовал на протяжении веков, чтобы облегчить боль и дискомфорт, никто никогда не отвергал как слишком обременительные или трудно выполнимые. Люди любой этнической и социальной группы обязаны заботиться о себе таким образом. Даже животные должны заботиться о себе, ища пищу, чтобы облегчить свой дискомфорт и выживать изо дня в день. Точно так же умственное развитие через медитацию является очень важным средством заботы о себе. Это работа, в которой мы должны быть особенно заинтересованы, потому что она имеет дело непосредственно с умом, который является центральным координатором всех наших действий.

Ум находится в первых рядах, когда речь заходит о чём-либо, связанном с нами самими. Другими словами, читта абсолютно необходима во всём. У неё нет иного выбора, кроме как принять бремя ответственности во всех обстоятельствах без различия или колебаний. Что бы ни случилось, ум чувствует себя вынужденным вмешаться и немедленно взять на себя ответственность, не обращая внимания на идеи хорошего и плохого, правильного и неправильного. Хотя некоторые ситуации настолько угнетают, что почти невыносимы, ум всё ещё смело берёт их себе на плечи, не обращая внимания на риски и свои собственные ограничения. Более того, он повторяет свою литанию мыслей снова и снова, пока еда и сон порой не становятся почти невозможными. Тем не менее, ум устремляется вперед, отказываясь признать неудачу. Занимаясь физической активностью, мы знаем свои относительные силы и когда приходит время отдохнуть. Но наша умственная деятельность никогда не прерывается – разве что ненадолго, когда мы засыпаем. Даже тогда ум настаивает на том, чтобы оставаться активным, подсознательно вырабатывая бесчисленные образы сновидений, которые продолжают перегружать его способность справляться. Таким образом, ум живет с чувством невыносимой неудовлетворённости, никогда не понимая, что она возникает из-за его тяжёлой работы и невыносимого умственного напряжения, которое она порождает.

Поскольку ум всегда находится в состоянии боевой готовности, его вполне можно назвать воином. Он борется с тем, что хорошо, и с тем, что плохо. Никогда не останавливаясь, чтобы подумать, он вовлекается во всё, что происходит. Какие бы заботы ни возникали, он настаивает на противостоянии им всем без исключения, не желая ничего оставлять без ответа. Поэтому разум можно назвать воином, поскольку он безрассудно противостоит всему, что встречается на его пути. Если ум не приходит к согласию с этой дилеммой, пока тело ещё живо, то будет продолжать сражаться в этих битвах бесконечно, не в состоянии освободиться. Если бесконечные желания сердца удовлетворяются без Дхаммы, которая действует как сдерживающая сила, истинное счастье всегда будет вне досягаемости, независимо от того, насколько обильным будет материальное богатство. Cамо по себе оно не является истинным источником счастья и может легко стать причиной недовольства для сердца, которому не хватает внутренней Дхаммы, чтобы служить оазисом покоя.

Мудрецы уверяли нас, что Дхамма – это сила, которая контролирует как материальное богатство, так и духовное благополучие. Независимо от того, как много или мало богатства получаем, мы будем наслаждаться достаточной мерой счастья, если обладаем определённой мерой Дхаммы в наших сердцах. Лишённое поддержки Дхаммы и предоставленное своим собственным желаниям, сердце будет неспособно найти подлинное счастье, даже с горой ценных вещей под рукой. Они не более чем физическая и эмоциональная поддержка, которую разумные люди могут мудро использовать для собственного удовольствия. Если сердце не разумно на пути Дхаммы, или Дхамма вообще отсутствует, то место, где мы живем, будет напоминать пустошь, независимо от нашего выбора. Сердце и всё его богатство в конечном итоге превратятся в накопленные отходы, бесполезные для нашего духовного развития.

Когда дело доходит до того, чтобы быть мужественным перед лицом невзгод, ничто не является столь же твёрдым и устойчивым, как сердце. Получая надлежащую помощь, оно становится чем-то чудесным, чем мы можем гордиться и получать удовлетворение при любых обстоятельствах. С момента рождения и до настоящего момента мы безжалостно эксплуатировали наши сердца и умы. Если бы мы относились к машине так, как относимся к своему разуму, то было бы бессмысленно везти её в гараж для ремонта, потому что она давно превратилась бы в груду металлолома. Всё, что мы используем, должно получать определённый уход и ремонт, чтобы гарантировать, что оно продолжит служить на пользу. Ум не является исключением. Это чрезвычайно важный ресурс, о котором нужно хорошо заботиться и поддерживать, так же как и обо всем остальном нашем имуществе.

Медитация – это лечение, предназначенное исключительно для ума. Все мы, кто действительно заинтересован в том, чтобы взять на ответственность за наши умы – которые, в конце концов, являются нашим самым бесценным достоянием – должны заботиться о них правильно и надлежащим образом. Это означает обучение нашего ума подходящим медитативным техникам. Используя сравнение с автомобилем – это означает изучение различных составных частей ума, чтобы увидеть, если что-то неисправно или повреждено, а затем доставка этого в гараж для духовного ремонта. Это включает в себя сидение в медитации, изучение ментальных компонентов, или санкхар, которые составляют наши мысли, а затем определение того, являются ли мысли, выходящие на поверхность, в основном хорошими или вредными, не добавляют ли они топливо к огню боли и страдания. Таким образом, проводится исследование, чтобы установить, какие мысли имеют ценность, а какие являются ошибочными. Затем мы должны обратить наше внимание на физические компоненты, то есть на наши тела. Наши тела продолжают улучшаться с возрастом или ухудшаются с течением времени – старый год неизбежно превращается в новый, снова и снова? Продолжает ли организм регенерировать или он неизбежно изнашивается и стареет с каждым днем? Должны ли мы успокаиваться на этом, не сумев мысленно подготовиться, пока ещё есть время? Как только мы умрём, действовать будет слишком поздно. Вот что такое медитация: предостережение и наставление себя путем изучения своих недостатков, чтобы определить, какие области нуждаются в улучшении. Когда мы постоянно исследуем таким образом, сидя в медитации или занимаясь своими повседневными делами, ум остаётся спокойным и невозмутимым. Мы научимся не быть надменно самоуверенными в жизни, и таким образом сможем избегать разжигания пламени недовольства. Мы будем знать, как проявлять должную умеренность в своих мыслях и поступках, чтобы не забыть себя и не запутаться в вещах, что может привести к катастрофическим последствиям.

Преимущества медитации слишком многочисленны, чтобы обращаться ко всем ним, поэтому Ачария Ман сохранил своё объяснение мирской аудитории на уровне, соответствующим их практике. Его объяснения монахам и послушникам были совсем иного масштаба. Я записал здесь ровно столько, чтобы передать вкус его учения. Некоторые люди могут найти, что я включил некоторые вещи, которые кажутся чрезмерными или даже неприятными, но отчёт был бы неполным, если бы я не передал все эти аспекты. Я приложил усилия, чтобы записать эти учения в надежде на конструктивную критику читателей. Поэтому можете критиковать меня за всё, что сочтёте неуместным, но, пожалуйста, не вините Ачария Мана, потому что он не принимал участия в написании книги.

Ачария Ман проводил высшее обучение Дхамме только в кругу своих близких учеников. Но у автора довольно неуёмный характер и он не может сидеть на месте, поэтому я ходил повсюду, собирая устные рассказы от всех сегодняшних ачариев, которые жили с Ачарией Маном в прошлом и являются его учениками. И записал эту информацию, чтобы читатель мог узнать что-то о его практике, даже если это не полный отчёт. Практика Ачарии Мана была настолько непреклонной и бескомпромиссной, что по сути можно сказать, что никто из его учеников не может сравниться с ним в аскезах, которые он практиковал, благородных добродетелях, которые совершенствовал, и внутреннем знании, которым так искусно овладел. По сей день он остаётся непревзойденным.

Ачария Ман рассказывал, что, когда оставался в лесах и горах Удонтхани и Нонгкхай, дэвы из верхнего и нижнего царств порой приходили к нему послушать Дхамму. Некоторые группы появлялись регулярно каждые две недели, другие – только раз в месяц. Дэвы из этой области навещали его не так часто, как из провинции Чиангмай. Я расскажу об этом в своё время, но сейчас позвольте мне продолжить следовать последовательности событий, чтобы всё не запутать.

Ачария Ман говорил об огромном городе нагов (особый класс нечеловеческих змееподобных существ, живущих близ воды и под землёй – прим пер.), расположенном под горой к западу от лаосского города Луанг-Прабанг. Пока он жил там, вождь этих нагов регулярно приводил своих последователей послушать Дхамму, иногда в большом количестве. Наги обычно задавали меньше вопросов, нежели дэвы верхнего и нижнего царств, у которых они всегда были. Однако все эти группы слушали его с одинаковым почтением. В то время, когда Ачария Ман жил у подножия этой горы, главный нага приходил к нему почти каждую ночь. Только в особых случаях он приводил с собой большую свиту, и в этом случае Ачария Ман всегда знал об их прибытии заранее. Из-за отдалённого расположения, в то время у него было мало контактов с людьми, что было особенно удобным для нагов и дэвов. Наги не приходили очень поздно ночью – они прибывали в десять или одиннадцать вечера, что, вероятно, было связано с его отдалённым местоположением. В знак своего глубокого почтения наги приглашали Ачарию Мана остаться жить там из сострадания к ним. Они даже позаботились о том, чтобы охранять его днём и ночью, дежуря по очереди. Они никогда не подходили слишком близко, всегда держась на удобном расстоянии, но всё же достаточно близко, чтобы наблюдать за всем, что может произойти. Дэвы, наоборот, обычно приходили позже, чем наги – примерно в час или два ночи. Если он жил в горах, далеко от деревни, дэвы порой приходили раньше, скажем, в десять или одиннадцать часов вечера. Никогда не было определённого времени, но всё же обычно дэвы приходили после полуночи.

В зрелые годы обычный распорядок дня Ачарии Мана был следующим: после еды он занимался медитацией при ходьбе до полудня, а затем немного отдыхал. Отдохнув, он сидя медитировал в течение полутора часов, прежде чем продолжить свою медитацию при ходьбе до четырёх часов вечера. После этого подметал область вокруг своего жилища, купался и снова практиковал медитацию при ходьбе до семи или восьми часов вечера, прежде чем войти в свою хижину и снова сесть.  Если после сидячей медитации не шёл дождь, Ачария Ман снова ходил до поздней ночи. Или, если было уже очень поздно, то ложился спать. Обычно он шёл ко сну в одиннадцать вечера, а просыпался в три часа ночи. Ачария Ман как правило заранее знал, когда придут дэвы. Если они собирались прибыть позже полуночи, он отдыхал, прежде чем принять их. Если они должны были прибыть между одиннадцатью часами вечера и полуночью, то сначала входил в самадхи и ждал их там. Это ежедневный распорядок дня, который он поддерживал в течение всего этого периода своей жизни.

Когда небесные и земные дэвы хотели прийти в одну и ту же ночь, Ачария Ман принимал первую группу, беседовал с ними о Дхамме, отвечая на их вопросы, а затем говорил, что скоро придёт другая группа. Первая группа своевременно удалялась, и приходили другие дэвы, которые до этого почтительно ожидали на расстоянии. Затем он начинал беседовать со второй группой, рассуждая на тему Дхаммы, которую считал подходящей для их темперамента и уровня понимания. Иногда руководитель группы дэва просил о какой-то определённой теме. Тогда Ачария Ман сосредоточивал своё внимание на этой теме Дхаммы. Когда он чувствовал, что его сердце овладело этим знанием, то начинал свою речь. Иногда предводитель дэвов хотел побеседовать о некоей сутте, используя архаичное название, с которым Ачария Ман был незнаком. Поэтому он уточнял и ему сообщали её современное наименование. Обычно Ачария Ман мог сам разобраться в суттах, о которых шла речь, но иногда ему приходилось просить разъяснений. В других случаях дэвы говорили о сутте под названием, в котором он был уверен. Но как только он начинал объяснять её, они сообщали, что он сделал ошибку и это не та, которую они просили. Чтобы освежить его память, они читали несколько строк из сутты. После одной или двух строф он обычно мог её вспомнить. Он начинал свою речь только тогда, когда был уверен, что выбрал правильную.

В редких случаях дэвы из верхнего и нижнего царств приходили слушать Дхамму одновременно с нагами. Это не было похоже на различные группы людей, одновременно приходящих к учителю. Когда это случалось часто, он планировал их прибытие в разное время для их же удобства. По словам Ачарии Мана, хотя он жил глубоко в лесах и горах, у него было не много свободного времени, потому что ему приходилось иметь дело со многими группами дэвов из разных сфер существования. Если в ту или иную ночь к нему не приходили дэвы из небесных царств, то обязательно были земные дэвы из того или иного места, поэтому у него было мало свободного времени ночью. К счастью, в этих отдалённых местах было мало людей. Если же он оставался вблизи деревни или города, то к нему приходили местные жители. Он принимал этих людей во второй половине дня или ранним вечером, после обучая монахов и послушников.

Разница в сердце

Написав о дэвах, я теперь напишу о посетителях-людях, которые приходили увидеть Ачарию Мана. Будучи человеком, я также включён в этот список, но всё же хочу извиниться перед читателем, если в том, что сейчас последует будет что-то неприятное или неуместное. В некотором отношении у меня неизлечимо проказливый характер, как вы, несомненно, заметили. Однако я считаю необходимым правдиво записать то, что Ачария Ман сказал своим ученикам лично. Я прошу вашего прощения, но включаю это, чтобы вы могли сравнить людей и дэвов и научиться чему-то из этого.

Ачария Ман говорил, что существует большая разница между людьми и дэвами в том, как они общаются с ним и слушают его беседы о Дхамме. Дэвы всех сфер, от высших до низших, способны понять смысл обсуждения Дхаммы гораздо легче, чем их человеческие коллеги. И когда дискуссия заканчивается, их восклицания одобрения: «Садху, садху, садху», – эхом разносятся по всем божественным мирам. Дэвы всех царств испытывают огромное уважение к монахам и ни один из них не проявляет никаких признаков неуважения. Когда они приходят послушать монашескую речь о Дхамме, их поведение всегда спокойно, упорядоченно и исключительно вежливо. С другой стороны, люди никогда по-настоящему не понимают смысла бесед о Дхамме – даже после многократных объяснений. Они не только не понимают смысла, но некоторые даже критикуют говорящего, думая: «О чём он говорит? Я ничего не могу понять. Он не так хорош, как тот другой монах». Некоторые из тех, кто сам ранее был посвящен в монахи, не могут удержать свои грубые килесы от всплытия, хвастаясь: «Когда я был посвящён, я мог произнести гораздо лучшую речь, чем эта. Я заставлял слушателей много смеяться, чтобы они не устали и не заснули. У меня была особая связь с аудиторией, которая заставляла их выть от смеха». Третьи думают: «Ходят слухи, что этот монах знает мысли других. Поэтому, что бы мы ни думали, он сразу же узнает. Почему же тогда он не знает, о чем я сейчас думаю? Если он знает, то должен подать какой-то знак, хотя бы косвенно, сказав, что тот или иной человек не должен думать так-то и так-то, потому что это неправильно. Тогда мы узнаем, заслуживает ли он своей репутации». Некоторые люди готовы придраться, чтобы показать свою сообразительность. Люди такого типа вообще не интересуются Дхаммой. Излагать Дхамму в их присутствии – всё равно что лить воду на спину собаки: они тут же стряхивают её, не оставляя ни капли.

Ачария Ман часто смеялся, когда говорил об этом типе людей, вероятно, потому, что его забавляли случайные встречи с такими «умными» людьми. Он говорил, что некоторые, приходившие к нему, были настолько самоуверенны, что едва могли ходить, так как бремя их тщеславия было намного тяжелее, чем то, что мог нести обычный смертный. Их самомнение было настолько велико, что он был скорее склонен испытывать беспокойство, нежели жалость к ним, что заставляло его не желать говорить с ними о Дхамме. Тем не менее, были определённые ситуации, когда это было неизбежно, поэтому он изо всех сил пытался что-то сказать. Но когда он собирался заговорить, Дхамма, казалось, исчезала, и он не мог придумать, что сказать. Словно Дхамма не могла соперничать с таким заносчивым самомнением – и поэтому бежала. Всё, что оставалось – это его тело, сидящее, как безжизненная кукла, утыканная булавками и всеми игнорируемая, как будто у него не было никаких чувств. В такие моменты не возникало никакой Дхаммы для беседы, и он просто сидел, как пень. В подобных случаях, откуда взялась бы Дхамма?

Ачария Ман обычно смеялся, описывая ситуацию своим ученикам, но некоторые из его слушателей действительно дрожали. Поскольку у них не было лихорадки и погода не была холодной, мы можем только предположить, что они дрожали от чувства беспокойства. Ачария Ман говорил, что не будет учить очень тщеславных людей без крайней необходимости, потому что его речь может фактически превратиться во что-то ядовитое для сердца того, кто слушает без какого-либо чувства уважения. Дхамма, которой обладал Ачария Ман, была поистине высочайшего порядка и имела огромную ценность для тех, кто утверждал своё сердце в основе доброжелательности, не считая себя выше Дхаммы каким-то образом. Это очень важный момент, который стоит иметь в виду. Каждое следствие имеет свою причину. Когда много людей сидят вместе, слушая беседы о Дхамме, некоторые из них чувствуют такой неприятный жар, что почти плавятся, а другие настолько спокойны, что им кажется, будто они парят в воздухе. Разница и причина – прямо там, в сердце. Всё остальное несущественно. Он просто не мог помочь облегчить бремя того, чьё сердце отказывалось принять Дхамму. Можно подумать, что если обучение им не приносит никакой пользы, оно также не принесёт никакого вреда. Но на самом деле это не так, потому что такие люди всегда будут упорствовать в том, что имеет вредные последствия – независимо от того, что кто-то говорит. Так что учить людей непросто. Даже в небольшой группе людей возникнет неприятность, так как там всегда достаточно пагубных личностей. Но вместо того, чтобы чувствовать раздражение, как большинство людей, Ачария Ман просто бросал это дело и оставлял их на произвол судьбы. Когда невозможно было найти способ помочь изменить таких людей, Ачария Ман рассматривал это просто как природу их каммы.

Были те, кто приходил к нему с добродетельным намерением искать Дхамму, веря в хорошие последствия своих действий – и он очень благожелательно к ним относился – хотя они были редки и их было мало. В тоже время тех, кто не искал ничего полезного и не имел никаких ограничений, было много, поэтому Ачария Ман предпочитал жить в лесах и горах, где окружающая среда была приятной, а его сердцу было спокойно. В этих местах он мог практиковать до предела, не беспокоясь о внешних помехах. Куда бы он ни бросал свой взгляд, о чём бы он ни думал, Дхамма была здесь, принося ясное чувство облегчения. Наблюдение за лесными животными, такими как обезьяны, лангуары и гиббоны, качающиеся и играющие между деревьями, слушающими зов друг друга, раздающийся на весь лес, порождало приятное внутреннее умиротворение. Ему не нужно было беспокоиться об их отношении к нему, когда они бегали в поисках пищи. В этом глубоком одиночестве он чувствовал себя свежим и бодрым во всех аспектах своей жизни. Если бы он умер тогда, то чувствовал бы себя вполне комфортно и удовлетворённо. Это действительно естественная смерть: придя один, он уйдёт один. Неизменно все араханты переходят в ниббану таким образом, так как их сердца не сохраняют никакого смятения или волнения. У них есть только одно тело, одна читта, и один фокус внимания. Они не бросаются на поиски дуккхи и не накапливают эмоциональных привязанностей, которые отягощали бы их. Они живут как Благородные и уходят как Благородные. Они никогда не запутываются в вещах, которые вызывают беспокойство и печаль в настоящем. Будучи безупречно чистыми, они сохраняют отрешённость от всех эмоциональных объектов. Что резко контрастирует с тем, как люди действуют в мире: чем тяжелее бремя их сердца, тем больше они добавляют и увеличивают свою нагрузку. Что же касается Благородных, то чем легче их груз, тем больше они оставляют, пока не останется ничего, что можно было бы выгрузить. Тогда они пребывают в этой пустоте и сердце знает, что остаётся лишь пустота – больше нет ничего, что нужно было бы нагружать и разгружать. Это известно как достижение статуса «безработного» человека, что означает, что у сердца больше не осталось работы в сасане. Быть «безработным» таким образом – это высшая форма счастья. Это совсем не то, что мирские дела, где безработица для человека, не имеющего средств к существованию, означает рост страданий.

Ачария Ман рассказывал о многих различиях между дэвами и людьми, но я записал здесь только те, которые помню и те, которые, считаю, принесут пользу проницательному читателю. Возможно, эти отступления, такие как эпизоды встречи с дэвами, должны были быть представлены вместе в одном разделе. Но встречи Ачарии Мана с ними растянулись на долгий период времени, и я считаю необходимым проследить историю его жизни как можно более последовательно. Позже ещё будет много рассказов о дэвах, но я не смею объединять разные эпизоды, потому что цель состоит в том, чтобы параллельные нити истории сходились в одной точке. Я прошу прощения, если читатель испытывает какие-либо неудобства.

То, что Ачария Ман сказал о дэвах и людях, относится к тем группам, которые посетили его много лет назад, ведь Ачария Ман, чьи размышления записаны здесь, умер более 20 лет назад. Дэвы и люди той эпохи, скорее всего, изменились в соответствии с универсальным законом непостоянства. Остаётся только современное поколение, которое, вероятно, получило определённую умственную подготовку и улучшило своё поведение. Что касается тех сварливых людей, с которыми столкнулся в своей жизни Ачария Ман, то, возможно, их, порочащих народ и религию, больше не существует. С тех пор в системе образования произошло так много улучшений, а хорошо образованные люди вряд ли будут столь тщеславны. Это даёт людям сегодня некоторую надежду.

Прожив и обучая монахов и местное население в районах Удонтхани и Нонгкхай в течение значительного времени, Ачария Ман переехал на восток в провинцию Саконнакхон. Он путешествовал по маленьким деревушкам в лесах и горах районов Варичапхум, Пхангкхон, Саванг-Дан-Дин, Ванон-Ниват и Акат-Амнуай. Затем он отправился в Накхонпханом через район Шри Сонгкхрам, пройдя через деревни Бан Сам Пхонг, Бан Нон Даенг, Бан Донг Ной и Бан Кхам Ноккок. Все эти места находились глубоко в дикой местности и были заражены малярией, если подцепить которую, было очень трудно вылечить: человек мог болеть большую часть года и всё ещё не полностью выздороветь. Если человек не умирал, жизнь всё равно оставалась мучением. Как я уже упоминал, малярию называли «лихорадкой, которую ненавидят родственники», потому что те, кто хронически страдал от этой болезни, всё еще могли ходить и есть, но не могли делать никакой работы. Некоторые стали постоянными инвалидами. Жители этой местности, а также монахи и послушники, жившие в тех же лесах, часто становились жертвами малярии. Некоторые даже умерли от неё. В течение трёх лет Ачария
Ман проводил сезон дождей в районе деревни Бан Сам Пхонг. За это время от болезни умерло немало монахов. Как правило, эти монахи были из возделываемых районов, где малярия была мало распространена, таких как провинции Убон, Рой-Эт и Саракхам, поэтому они не привыкли к лесам и горам. Они не могли спокойно жить в этих лесах с Ачарией Маном, потому что не могли переносить малярию. Они должны были уезжать во время сезона дождей, проводя его около деревень, которые были окружены полями.

Ачария Ман рассказывал, что, когда он проводил вечерние беседы о Дхамме с монахами и послушниками около деревни Сам Пхонг, каждый раз их приходил послушать нага с реки Сонгкхран. Если он не приходил в тот час, когда происходила беседа, то приходил позже, когда Ачария Ман сидел в самадхи. Дэвы из верхнего и нижнего царств появлялись только периодически, и не так часто, как когда он оставался в провинциях Удонтхани или Нонгкхай. Они всегда особенно заботились о том, чтобы прийти в три самых священных дня сезона дождей – первый, средний и последний день. Независимо от того, где жил Ачария Ман, в маленьких городах или больших, дэвы всегда приходили из того или иного царства, чтобы услышать Дхамму. Это было верно и для города Чиангмай, когда он находился в монастыре Ват Чеди Луанг.

Инцидент с рытьём колодца

Странный инцидент произошел, когда Ачария Ман находился недалеко от деревни Бан Сэм Пхонг. Был сухой сезон. Там проживало от шестидесяти до семидесяти монахов и послушников, а чистой воды не хватало. Монахи провели встречу с жителями деревни и решили, что им придётся раскопать существующий колодец глубже, чтобы получить чистый и достаточный запас питьевой воды. После того, как решение было принято, старший монах попросил разрешения у Ачарии Мана продолжить работы. Выслушав просьбу, Ачария Ман некоторое время помолчал, а потом сурово ответил грубым голосом: «Нет, это может быть опасно». Это было всё, что он сказал. Старший монах был озадачен этими словами. Выразив своё почтение Ачарие Ману, он передал разговор монахам и мирянам. Вместо того, чтобы согласиться с Ачарией Маном, они решили продолжить рытьё тайно.

Колодец находился на некотором расстоянии от монастыря. В полдень, когда им показалось, что Ачария Ман отдыхает, они тихо вышли на раскопки. Они копали не очень глубоко, когда земля вокруг верхнего края провалилась и рухнула в колодец, оставив зияющую дыру в земле, обнажив рыхлую землю и разрушив колодец. Все были в ужасе: неуважительно проигнорировав предупреждение Ачарии Мана, проявив недостаточно осознанности и не сумев отменить проект, из-за них провалилась земля и кто-то даже чуть не погиб в результате. Они испугались, что Ачария Ман узнает, что поступили против его воли и были чрезвычайно обеспокоены, чувствуя себя наказанными этой ошибкой. Вместе они быстро собрали дрова для починки устья колодца, постоянно моля о помощи Ачарии Мана в своих усилиях восстановить колодец, чтобы можно было использовать его снова. К счастью, как только они обратились за помощью к Ачарие Ману, всё было приведено в порядок с удивительной легкостью, а некоторые даже стали улыбаться.

Как только работа была закончена, все покинули это место, опасаясь, что Ачария Ман может внезапно появиться. Вернувшись в монастырь, монахи и послушники пребывали в состоянии постоянного беспокойства из-за того, что сделали. Чем ближе подходило время вечерней встречи, тем более тревожными они становились. Все живо помнили, как в прошлый раз Ачария Ман устроил выговор, когда случилось нечто подобное. Иногда они делали что-то неуместное, а потом забывали, он узнавал и в конечном итоге заговаривал об этом, преподавая им урок. Инцидент с колодцем был серьёзным проступком, который был совершен всем монастырем за его спиной. Как он мог не узнать об этом? Все были уверены, что он всё знает и обязательно упомянет об этом вечером или, самое позднее, на следующее утро. Все были поглощены этими неприятными ощущениями до конца дня.

Как оказалось, когда пришло время, никакой встречи не было. Вместо того, чтобы ругать их, Ачария Ман ничего не сказал об этом инциденте. Он был очень проницателен в обучении своих учеников. И очень хорошо знал об этой ситуации и о многих других ошибках, допущенных монахами и послушниками. Но также знал и об их беспокойстве. Поскольку они осознали свою ошибку, ругать их в этот момент было бы бессмысленно – это увеличило бы их глубокие угрызения совести.

Ежедневным утренним распорядком Ачарии Мана было вставать на рассвете для сидячей медитации, затем совершать медитацию при ходьбе, пока не приходило время надевать одеяние в зале собраний, прежде чем идти за милостыней. На следующее утро, когда Ачария Ман покинул свою дорожку для медитации и вошёл в зал собраний, монахи всё ещё беспокоились о том, как он будет с ними общаться. В то время как они затихли в тревожном ожидании, Ачария Ман сделал так, что стал говорить мягко и в спокойной манере, чтобы облегчить их страдания:

«Мы пришли сюда, чтобы изучать Дхамму. Мы не должны быть неоправданно наглыми или чрезмерно напуганными. Любой может ошибиться – ценность заключается в признании наших ошибок. Владыка Будда совершал ошибки до нас. Он понял, в чём ошибся, и постарался исправить свои ошибки, как только осознал их. Такое намерение благородно, но всё же из-за невежества ошибки могут возникать. Отныне вы все должны заботиться о том, чтобы контролировать себя при любых обстоятельствах. Постоянное использование осознанности для отслеживания себя – вот путь мудрых».

Вот и всё, что он сказал. Он просто обезоруживающе широко улыбнулся монахам и, как обычно, повёл их на хождение за подаянием. Позже вечером встречи не было, а Ачария Ман просто сказал всем быть усердными в своей практике. Три ночи прошли без встреч. Всё это время монахи и послушники по-прежнему боялись выговора за инцидент с рытьём колодца. На четвертую ночь было созвано собрание. Но опять же, не было упомянуто об этом случае, словно он ничего не знал о нём.

Спустя долгое время, когда все уже забыли об этом деле, оно совершенно неожиданно всплыло. Никто никогда не рассказывал ему о случившемся, потому что всё это дело было замято. Сам Ачария Ман никогда не ходил к колодцу, который находился довольно далеко от монастыря. Он начал проповедь Дхаммы, как обычно, говоря о различных аспектах монашеской практики, о разумности и уважении к учителю и Дхамме. Это, по его словам, приводит к правильному поведению тех, кто пришёл тренироваться и практиковать под руководством учителя. Он подчеркнул, что они должны особенно серьезно относиться к вопросу причины и следствия, ибо это и есть истинная Дхамма:

«Хотя вы постоянно находитесь под давлением своих желаний, вы не должны позволять им всплывать и вторгаться в сферу практики. В противном случае они разрушат Дхамму – проверенный и истинный путь выхода за пределы дуккхи – постепенно разрушая все ваши надежды. Никогда не следует идти против Дхаммы, монашеской дисциплины или слова уважаемого учителя, поскольку это равносильно саморазрушению. Непослушание просто даёт толчок тем плохим привычкам, которые разрушительны для вас и других. Земля вокруг этого колодца состояла не только из глины. Под ним также был песок. Копание слишком глубоко могло привести к тому, что песок, а затем глина рухнут в колодец, возможно, похоронив и убив кого-нибудь. Вот почему я запретил это. Я тщательно исследую вопрос, прежде чем давать или отказывать в разрешении на любой вид работы. Те, кто пришли сюда, чтобы учиться, должны это понимать. Некоторые вопросы носят исключительно внутренний характер, и я не считаю необходимым раскрывать каждый их аспект.

То, что я вам сказал, было достаточно ясным, чтобы вы поняли, так почему же вы вели себя так, будто ничего не знаете? Когда я что-то запрещаю, вы всё равно это делаете. Если я скажу вам что-то сделать, вы поступите наоборот. Это не было недоразумением – вы всё прекрасно поняли. Такое свойство перечить демонстрирует лишь упрямую сторону вашего характера, которая развивалась с того времени, как вы жили с родителями и которые терпели всё только для того, чтобы вы были счастливы. Теперь это стало укоренившейся чертой характера, скрытой глубоко внутри монахов, которые теперь взрослые. Что ещё хуже, вы выставляете это напоказ перед вашим учителем и духовной жизнью, которую ведёте. Упрямство в монахах вашего возраста непростительно и не может считаться простым детским поведением. Оно заслуживает строгого выговора. Если вы будете упорствовать в своем упрямстве, это ещё больше укрепит эту неблагую черту в вас, так что вы будете заклеймены как «упрямые монахи дхутанга». Таким образом, все ваши вещи должны быть помечены как «имущество упрямого монаха». Этот монах упрям, этот монах бесстыден, монах вон там – обнаглевший – пока весь монастырь не окажется упрямым и непослушным. И в итоге у меня не окажется ничего, кроме твердолобых учеников. Как только упрямство станет нормой, мир разрушится от напряжения, и сасана тоже будет разрушена. Кто из вас всё ещё хочет быть твердолобым монахом? Есть ли здесь кто-нибудь, кто хочет, чтобы я был учителем твердолобых монахов? Если это так, возвращайтесь завтра и выкопайте этот колодец снова, чтобы земля могла рухнуть и похоронить вас там. Тогда вы возродитесь в твердолобом небесном раю, где все дэвы будут приходить и восхищаться вашим истинным величием. Безусловно, ни одна группа дэвов, включая тех, кто находится в мирах брахмы, никогда не видела и не жила в таком особом раю».

После этого тон его голоса стал мягче, как и тема выступления, что позволило его аудитории искренне задуматься об ошибке их упрямого неповиновения. Во время разговора казалось, что все позабыли как дышать. Как только беседа закончилась и собрание было закрыто, монахи взволнованно расспрашивали друг друга, чтобы выяснить, кто мог осмелиться сообщить об этом инциденте Ачарие Ману, что привело к столь суровому выговору, из-за которого они чуть не попадали в обморок. Все отрицали, что сообщили учителю об этом, так как каждый боялся его выговора. Инцидент закончился без окончательного ответа на вопрос, как об этом узнал Ачария Ман.

Со времени своего пребывания в пещере Сарика, Ачария Ман обладал мастерством психических сил, касающихся всех видов явлений. С годами его мастерство выросло до такой степени, что, казалось, не было предела его способностям. Поскольку монахи, жившие с ним, были хорошо осведомлены об этих способностях, они строго следили за тем, чтобы всё время контролировать свои мысли. Они не могли позволить мыслям беспечно блуждать, потому что те могли стать предметом беседы о Дхамме на вечернем собрании. Им следовало бы быть особенно бдительными во время встреч, когда Ачария Ман общался с ними. В те короткие мгновения, когда он замолкал – быть может, чтобы перевести дыхание или понаблюдать за чем-то – если он замечал какую-нибудь постороннюю мысль среди монахов, то немедленно озвучивал её. Тон его голоса резко менялся, когда он передразнивал неосознанные мысли одного из присутствующих. Хотя Ачария Ман не упоминал никого по имени, его тон немедленно поражал того человека, который становился достаточно напуганным, чтобы осмелиться когда-либо думать так снова.

В другой раз нужно было быть осторожным, следуя за ним при хождении за подаянием. Те, кто тогда не был осознан, могли услышать о своих порочных мыслях на следующей встрече. Порой было очень неловко слушать выговор о своих собственных неблагих мыслях, когда другие монахи бросали косые взгляды на собрание, не зная, кто из них получил взбучку. Но как только это обнаруживалось, монахи и послушники обычно реагировали одинаково позитивно. Вместо того, чтобы злиться или разочаровываться после ухода с собрания, они выглядели весёлыми и довольными. Некоторые даже смеялись, спрашивая друг друга: «Кто это был сегодня? Кого сегодня поймали?» Удивительно, как они были честны со своими собратьями-монахами по поводу своих заблуждений. Вместо того чтобы держать свою неосмотрительность в секрете, виновный монах признавался, как только кто-то спрашивал: «Я действительно упрям, и я не мог не думать о… хотя и знал, что меня обязательно отчитают за такие мысли. Когда эти мысли появились, я совсем забыл о своем страхе перед Ачарией Маном и чувствовал себя переполненным этими сумасшедшими мыслями. Я заслужил то, что получил. Это преподаст мне хороший урок о потере самоконтроля».

Я хотел бы извиниться перед читателем, потому что мне не очень удобно писать о некоторых подобных случаях. Но эти истории являются фактами – они действительно произошли. Решение об их включении было трудным. Но если то, что я рассказываю, правда, то всё в порядке. Это можно сравнить с ситуацией, когда монах признается в дисциплинарном проступке как средстве устранения любого чувства вины или беспокойства о его повторении в будущем. Таким образом, я хотел бы рассказать несколько случаев из прошлого, чтобы они послужили пищей для размышлений для всех вас, чьи мысли могут вызывать подобные проблемы.

В большинстве случаев практикующие монахи получали суровый выговор от Ачарии Мана из-за дел, связанных с внешними объектами чувств. Например, зрительные образы и звуки являются наиболее вероятными чувственными впечатлениями, которые могут вызвать неприятности. И наиболее вероятным поводом для порицания монахов был утренний сбор подаяний. Ходить в деревню за подаянием – неотъемлемая обязанность каждого монаха. В таких случаях монахи сталкиваются с видимыми образами и звуками и вынуждены думать о них. Некоторые настолько увлечены тем, с чем сталкиваются, что их мысли начинают беспорядочно крутиться, а они не отдают себе в этом отчёта. Вот основные причины умственного отвлечения, соблазняющие ум даже тогда, когда у человека нет желания думать о них. К тому времени, когда монах вновь обретал осознанность, наступало время вечерней встречи, и взбучка, которую тот получал, побуждала его стараться быть более сдержанным. Через некоторое время он снова натыкался на те же соблазнительные объекты и вновь открывал рану. По возвращении в монастырь он получал еще одну дозу «сильного лекарства», в виде ещё одного выговора, чтобы «приложить к своей ране». Очень многие монахи и послушники жили с Ачарией Маном, и у большинства из них были такие «гноящиеся раны». Если один монах не получал дозу своего «лекарства», то его получал другой. Они ходили в деревню и сталкивались с привлекательными видами и звуками, если не удавалось держаться от них подальше. По возвращении в монастырь, когда представлялась возможность, Ачария Ман давал им ещё одну пилюлю. Для человека с килесами естественно иметь смесь из хороших и плохих мыслей. Ачария Ман не читал лекций за каждую плохую мысль. Что он критиковал, так это тенденцию думать пагубным образом. Он хотел, чтобы они думали в терминах Дхаммы, используя осознанность и мудрость, чтобы смогли освободиться от дуккхи. Он обнаружил, что вместо того, чтобы облегчить бремя своего учителя правильным мышлением, монахи предпочитали думать так, чтобы беспокоить его. Так как с ним жило много таких монахов, то выговоры случались почти каждый вечер.

Всё это служит иллюстрацией того, что искусная способность Ачарии Мана знать мысли других была очень реальной. Что касается мыслей, достойных порицания, то они возникли ненамеренно, из-за случайных провалов в осознанности. Тем не менее, как учитель, передающий знания и навыки своим ученикам, Ачария Ман быстро озвучивал предупреждение, когда замечал что-то неуместное, чтобы нарушитель мог осознать свою ошибку и научиться лучше контролировать себя в будущем. Он не хотел, чтобы его ученики снова попадали в ловушку подобных мыслей, поскольку они способствует привычному образу мышления, непосредственно ведущего к несчастью.

Обучение монахов Ачарией Маном было тщательно продуманно и уделяло большое внимание деталям. Правила монашеской дисциплины изучались подробно, а самадхи и мудрость, принадлежащие к высшей Дхамме, изучались ещё глубже. За то время, что он жил в пещере Сарика, он уже начал осваивать все уровни самадхи и все промежуточные уровни мудрости. Что касается высших уровней мудрости, я напишу о них позже в этой истории, когда практика Ачария Мана, наконец, достигла этой стадии. Продолжив своё обучение некоторое время в Северо-Восточном регионе, он стал ещё более опытным. Это позволило ему использовать свой опыт для обучения монахов всем уровням самадхи, а также промежуточным уровням мудрости. Они, в свою очередь, внимательно слушали его объяснения, которые никогда не отклонялись от подлинных принципов самадхи и мудрости.

Самадхи Ачарии Мана были странными и совершенно необычными, будь то кханика самадхи, упачара самадхи или аппана самадхи (начальное самадхи, самадхи уровня доступа и полное самадхи – прим.пер.). Когда его читта входила в кханика самадхи, то оставалась там на мгновение, и вместо того, чтобы вернуться в своё нормальное состояние, входила в упачара самадхи. В этом состоянии он входил в контакт с бесчисленным множеством внешних явлений. Иногда он связывался с призраками, иногда с дэвами, иногда с нагами – бесчисленные миры существования контактировали с этим типом самадхи. Именно на этом уровне доступа самадхи Ачария Ман принимал посетителей, чьи формы были невидимы для нормального зрения и чьи голоса были неслышимы для обычного слуха. Иногда его читта выходила из тела и бродила, чтобы увидеть небесные сферы и различные уровни миров брахмы. Затем спускалась в области ада, чтобы посмотреть на множество существ, мучимых результатами их собственной каммы.

Термины «подъём» и «спуск» являются относительными, условными фигурами речи, относящимися к поведению грубых физических тел. Они имеют мало общего с поведением читты, которое является чем-то настолько тонким, что не поддается обычному сравнению. С точки зрения физического тела, подъём и спуск требуют определённого серьёзного усилия, но с точки зрения читты они являются просто фигурами речи без какого-либо усилия. Когда мы говорим, что небеса, миры брахмы и ниббана – это «более высокие» и более утончённые уровни существования или что царства ада состоят из «более низких» уровней существования, мы фактически используем физический, материальный стандарт для измерения того, что существует в духовном, психическом измерении. Мы могли бы сказать, что ад и рай, которые считаются соответственно более низкими и более высокими мирами, в некоторых отношениях аналогичны закоренелым преступникам и мелким правонарушителям, которые живут вместе в одной тюрьме, которая сама находится в обществе законопослушных граждан. Между этими двумя типами заключённых нет никакого различия, потому что они живут вместе в одной тюрьме. И нет никакой разницы между ними и законопослушными гражданами, потому что все они люди, живущие на одной земле в одной стране. Что их отличает, так это то, что они разделены.

Но, по крайней мере, заключенные и основное население могут использовать свои нормальные чувственные способности, чтобы осознавать друг друга. Однако существа в различных сферах существования не знают друг о друге. Те, кто живет в адских мирах, не способны воспринимать тех, кто находится в небесных царствах и наоборот. Обе группы не способны воспринимать мир брахмы. А люди, в свою очередь, не осознают всех, находящихся в этих различных сферах существования. Даже если потоки сознания каждого из этих существ постоянно смешиваются, проходя через сферу существования друг друга, они не замечают других, как если бы их группа была единственной в мире.

Обычно наш ум не способен знать мысли других людей. Из-за этой неспособности мы могли бы рассуждать, что их на самом деле не существуют. Независимо от того, насколько настойчивыми могут быть эти отрицания, мы были бы неправы, потому что все живые существа обладают умом. Даже если мы не осознаем мысли других существ, то не можем отрицать, что те существуют просто потому, что не можем их воспринимать. Мы не можем позволить себе быть заложниками подобного мнения лишь потому, что есть вещи, которые слишком тонки, чтобы увидеть и услышать их нашими чувствительными способностями. Если мы делаем так, то просто обманываем самих себя.

Когда мы говорим, что небеса и миры брахмы расположены вертикально в ряде сфер, мы не должны понимать это в грубом материальном смысле, например, как в доме со многими этажами, требующими использования лестницы или лифта. Эти сферы существуют в духовном измерении, и они возносятся в духовном смысле духовными средствами: то есть сердцем, которое развило такой вид способности через практику добродетели. Когда мы говорим, что ад находится «внизу», это не значит, что мы спускаемся в бездну. Скорее, это относится к нисхождению духовным способом к духовной обители. А те, кто способен наблюдать адские царства, делают это благодаря своим внутренним психическим способностям. Но те существа, которые «падают» в эти сферы, делают это силой своей собственной неблагой каммы. Они остаются там, испытывая различные мучения и агонию, которые налагают на них их собственные проступки, пока они не исчерпают своё наказание и не будут освобождены так же, как заключённые освобождаются в конце их приговоров

С самого начала практики упачара самадхи и кханика самадхи Ачарии Мана были связаны вместе, потому что природа его читты была по своей сути активной и любознательной. Как только читта входила в кханика самадхи, то немедленно начинала бродить и испытывать различные явления, существующие в сфере упачара. Поэтому он тренировался в самадхи до тех пор, пока не стал достаточно опытным, чтобы заставить свою читту оставаться неподвижной и направлять на внешние явления, когда того хотел. С тех пор ему было легко практиковать самадхи по своему выбору. Например, он мог на мгновение войти в кханика самадхи, а затем выйти и войти в самадхи доступа, чтобы испытать различные явления. Или он мог интенсивно сосредоточиться и войти в полное поглощение аппана самадхи, где мог спокойно отдыхать столько, сколько необходимо. Аппана самадхи – это состояние совершенного спокойствия, которое абсолютно безмятежно и мирно. Из-за этого медитирующие могут привязаться к нему. Ачария Ман сказал, что был привязан к этому типу самадхи на некоторое время, но ненадолго, так как по своей природе был склонен к мудрости. Таким образом, он смог решить этот вопрос сам и найти выход, прежде чем наступило самодовольство.

Любой, кто застрял в аппана самадхи, будет продвигаться вперед медленно, если не попытается применить мудрость для её изучения. Поскольку она наполняет таким счастьем, многие медитирующие крепко держатся за этот вид самадхи. Формируется сильная, длительная привязанность, и медитирующий жаждет большего, подавляя любую склонность исследовать вещи мудростью, которая и является путём к искоренению всех килес. Медитирующие, которые не получают своевременных советов от мудрого человека, будут неохотно освобождаться и осознавать путь мудрости. Когда читта остаётся привязанной в течение длительного времени в таком самадхи, могут развиться различные виды тщеславия, например, вера в то, что это спокойное и счастливое состояние есть не что иное, как ниббана, конец дуккхи. По правде говоря, когда читта входит в однонаправленность аппана самадхи так, что её сосредоточение переживается с предельной ясностью, она пребывает полностью поглощённой безмятежным счастьем. Но килесы, которые вызывают рождение во всех сферах существования, всё равно присутствуют в ней во время такого сосредоточения. Если мудрость не используется для проникновения и разрушения этих килес, нет никаких сомнений в том, что будущие перерождения будут иметь место. Поэтому, независимо от уровня практики самадхи, мудрость обязательно должна быть включена в практику. Это особенно верно для аппана самадхи. В противном случае читта будет переживать только спокойствие, не проявляя способности к решительности и проницательности.

Ко времени своего второго путешествия на северо-восток, Ачария Ман был уже опытен в промежуточном уровне мудрости, так как достаточная мудрость необходима для того, чтобы продвинуться до уровня анагамина. В противном случае он не смог бы провести эффективное рассмотрение на этом уровне. Прежде чем достичь этого уровня, нужно использовать мудрость, чтобы успешно пройти через созерцание тела, что требует увидеть привлекательные, а также отталкивающие аспекты тела, не попадая в любую крайность. Читта использует мудрость, чтобы отделить привлекательные и отталкивающие аспекты, а затем проходит через середину, где эти две крайности встречаются, разрешив все сомнения и привязанности относительно тела. Этот переход, однако, является не более чем переходным этапом на пути. Это аналогично сдаче экзамена с минимальным проходным баллом и требуется дальнейшее изучение для достижения максимальной оценки. Те, кто достиг уровня понимания анагамина, должны продолжать тренировать свою мудрость до тех пор, пока она не достигнет ещё более утончённой степени знания, прежде чем можно будет сказать, что они являются полноценными анагаминами. Если такой человек умрёт, он немедленно возродится в пятом мире брахм или аканиттхе, не проходя через четыре более низких плана брахм.

Ачария Ман рассказал, как он задержался на этом уровне в течение довольно долгого времени, потому что не было никого, кто мог бы помочь ему советом. Стараясь освоиться с уровнем практики анагамина, он должен был быть очень осторожным, чтобы не допустить никаких ошибок. Из своего опыта анализа тонких аспектов Дхаммы он знал, что килесы могут подорвать его усилия, поскольку здесь они были столь же тонкими, как осознанность и мудрость, которые он использовал, чтобы противостоять им. Это очень затрудняло проникновение на каждый последующий уровень Дхаммы. Он рассказывал, что это было совершенно невероятно, как сильно он боролся, чтобы преодолеть эту плотную, колючую чащу. Прежде чем прийти сюда, чтобы любезно научить остальных из нас, он перенёс большие трудности, совершив тяжёлое путешествие в полном одиночестве.

При удобном случае он обычно описывал нам эту часть своей практики. Я сам был растроган два раза до слёз, слушая его описание ужасных испытаний, с которым Ачария Ман столкнулся в то время, и удивительно тонкой и глубокой природой Дхаммы, которую постиг. Я задавался вопросом, достаточно ли у меня врожденной добродетели, чтобы ползти по его стопам, или же мне суждено идти по пути обычных людей в этом мире. Но его слова были очень ободряющими и всегда помогали поддерживать мою решимость продолжать. Ачария Ман сказал, что всякий раз, когда он прилагал свои усилия по применению мудрости, его читта уставала от общения с другими людьми, и он становился ещё более преданным в своей практике медитации. На этом этапе он знал, что его тренировка всё ещё нуждается в укреплении. Однако он чувствовал себя обязанным оставаться и обучать своих учеников, чтобы те также могли развивать принципы Дхаммы в своих сердцах.

Ачария Ман жил в течение трёх или четырёх лет в районе деревни Бен Сам Пхонг в районе Шри Сонгкхрама, провинции Накхонпханом. Он провёл один год в деревне Бан Хуай Сай в районе Кхам Ча-и в той же провинции, а также в деревнях Нонг Сунг и Кхок Кланг. Ему особенно нравилось останавливаться в этих местах, так как все они были очень гористыми. Неподалеку в горах Пак Кут было много дэвов – и тигров там было особенно много. Когда наступала ночь, тигры бродили вокруг его жилища, в то время как дэвы приходили радоваться, слушая Дхамму.

Посреди ночи рык огромных тигров эхом разносился по лесу неподалеку от того места, где он жил. Иногда по ночам они рычали все вместе, как толпа людей, перекрикивающихся друг с другом. Когда ужасающие звуки этих огромных кошек раздавались в темноте, эффект действительно был очень пугающим. Бывали ночи, когда монахи и послушники не могли заснуть, опасаясь, что тигры придут, чтобы схватить и загрызть их. Ачария Ман умело нашёл способ использовать их страхи перед тиграми, чтобы подстегнуть к усердной практике. Довольно загадочно он говорил: «Любой, кто слабо прилагает усилия – берегись! Тигры в этих горах очень любят ленивых монахов. Они находят их особенно вкусными! Так что, если вы не хотите стать приятной закуской для тигра, лучше будьте старательными. Видите ли, тигры боятся любого, кто усердно борется, поэтому они не будут есть такого человека». Услышав это, все монахи удваивали усилия, словно от этого зависела их жизнь. Они заставляли себя выйти и заниматься медитацией при ходьбе, несмотря на рык тигров снаружи. Хотя всё ещё боялись, они верили тому, что сказал Ачария Ман: что ленивые монахи могут стать следующим обедом тигра.

Их шаткое положение усугублялось ещё и тем, что у них не было хижин, как в монастыре, – только небольшие платформы, достаточно большие, чтобы спать на них, но которые располагались очень близко к земле. Если бы тигр проголодался, не было бы никакой возможности спастись. Ачария Ман рассказывал, что в некоторые из ночей огромные тигры забредали на территорию монастыря, но потом просто проходили мимо, не причинив никому вреда. Он знал, что тигры обычно не осмеливаются ничего сделать, потому что дэвы всегда начеку. Когда дэвы приходили на беседу о Дхамме, то сообщили ему, что защищают этот район и не позволят ничему беспокоить монахов или причинить им вред. Эти дэвы также предложили Ачарию Ману на долгое время остаться в этом районе.

По правде говоря, предостережение Ачария Мана монахам было просто средством пробудить в них страх, чтобы те проявили повышенный интерес в своей практике. Что касается тигров, то они, похоже, знали, что жилище монахов было безопасным убежищем. Различные виды диких животных также не чувствовали необходимости опасаться охотников, будучи поблизости от монахов, потому как если жители деревни знали, где находится Ачария Ман, то редко осмеливались охотиться в этом районе. Они были обеспокоены ужасными моральными последствиями. Они боялись, что если кто-то выстрелит из пистолета в этом районе, тот взорвётся в руках охотника и убьёт его. Как ни странно, всякий раз, когда Ачария Ман останавливался в местности, кишащей тиграми, эти звери прекращали убивать домашних коров и буйволов вокруг местных деревень. Никто не знал, куда они ходят за пропитанием. Эти замечательные случаи были рассказаны самим Ачарием Маном и позже подтверждены многими жителями тех мест, где он останавливался.

Безупречное человеческое существо

Еще один загадочный инцидент произошел, когда собрание дэвов посетило Ачарию Мана. Их лидер начал разговор с ним, заявив:

«Ваше пребывание здесь вызвало большой восторг у всех дэвов. Мы все наслаждаемся необыкновенным чувством счастья благодаря вашей всеобъемлющей ауре сострадательной любви, которая проникает через небеса и распространяется по всей земле. Эта аура, которая исходит от вас, неописуема и прекрасна вне всякого сравнения. Из-за этого, мы всегда знаем, где вы находитесь. Эта аура Дхаммы исходит от вас и струится во всех направлениях. Когда вы учите Дхамме монахов, послушников и мирян, даже звук вашего голоса безгранично раздается в высших и низших сферах. Где бы дэвы ни жили, они слышат ваш голос – только мертвые глухи к нему».

Я хотел бы написать немного больше об этом разговоре между Ачарией Маном и девом. Хотя я не могу поручиться за точность, я слышал его из надежного источника: «Если мой голос действительно раздаётся так громко, как ты говоришь, то почему люди не слышат его?»

Предводитель дэвов ответил:

«Что люди могут знать о нравственной добродетели? Их она мало заботит. Они используют свои шесть чувств, чтобы создавать всё время неблагую камму и условия для ада внутри самих себя. Они делают это со дня своего рождения и до самой смерти. Они и близко не так озабочены нравственными вопросами, как следовало бы, учитывая их статус людей. Очень немногие действительно заинтересованы в использовании своих чувств каким-либо нравственно полезным образом. Количество нравственных добродетелей в их жизни весьма ограничено. Для сравнения: за то время, которое требуется одному человеку, чтобы умереть и неоднократно переродиться десять или даже сотню раз, обычный дэва ещё не умрёт ни разу – не говоря уже о брахма-дэвах, у которых исключительно долгая жизнь. Население человечества огромно, и это, в свою очередь, означает огромное количество невнимательности, ибо тех, кто внимателен, очень мало в мире. Человечество должно охранять сасану, и всё же люди сами очень мало знают о сасане и преимуществах нравственности.

Плохие люди знают только зло. Их единственное притязание на бытие человеком – это то, что они дышат. Как только дыхание останавливается, они сразу же оказываются погребенными под тяжестью собственных злодеяний. Дэвы знают об этом. Почему нет? Это не секрет. Когда человек умирает, монахов приглашают пропеть благоприятные строфы Дхаммы для умершего. Зачем тогда злому человеку слушать? С самого начального момента смерти его сознание полностью связано его злой каммой. Так какой же у него будет шанс прийти и послушать Дхамму? Даже при жизни его это не интересовало. Только живые могут слышать Дхамму, если у них есть интерес и желание. Но видимо, что они не очень заинтересованы. Разве вы не заметили этого? Когда они последний раз проявляли интерес, когда монахи повторяли строфы Дхаммы? Поскольку они не проявляют никакого интереса, очевидно, что сасана на самом деле не встроена в их сердца. То, чем они больше всего увлечены, отвратительно и не по нраву даже некоторым животным. Именно такими вещами аморальные люди всегда наслаждаются больше всего на свете и никогда не устают от них. Даже когда они близки к смерти, то всё ещё жаждут этих вещей. Мы, дэвы, знаем о людях гораздо больше, чем люди о дэвах. Вы, достопочтенный сэр, очень особенный монах. Вы хорошо знакомы с людьми, дэвами, созданиями ада и существами всех видов. Вот почему дэвы повсюду воздают вам хвалу».

Когда дэва закончил говорить, Ачария Ман попросил его разъяснить: «Дэвы обладают божественным зрением и божественным слухом, что позволяет им видеть и слышать на больших расстояниях. Они знают о добре и зле человеческих дел лучше, чем сами люди. Не могли бы вы найти способ сделать людей более сведущими в правильном и неправильном? Я чувствую, что вы более способны на это, чем мы, человеческие учителя. Есть ли возможность сделать это?»

Дэва ответил:

– Мы, дэвы, видели много людей, но никогда не видели такого безупречного, как вы, сэр. Вы всегда проявляли доброжелательность как к дэвам, так и к людям, одновременно знакомя их с великим разнообразием живущих существ, от самых грубых до самых утончённых. Вы пытались научить их принимать тот факт, что дэвы и бесчисленные другие сферы существования действительно существуют в этом мире. Но все же, поколение за поколением, от рождения до смерти, люди никогда по-настоящему не видели этих существ. Так какой же у них интерес к дэвам? Самое большее, они могут мельком увидеть что-то странное и, не вдаваясь в подробности, заявить, что видели привидение. Как они могут надеяться получить от нас, дэвов, хоть какой-то совет по поводу добра и зла? Хотя дэвы постоянно знают о них, люди ни в малейшей степени не заинтересованы в том, чтобы знать что-либо о нас. Каким образом вы хотите, чтобы мы учили людей? Это действительно безнадежная ситуация. Мы просто должны позволить камме и её результатам идти своим чередом. Даже сами дэвы постоянно испытывают результаты своей каммы. Если бы мы были свободны от неё, то все достигли бы ниббаны. Тогда бы нам не пришлось так долго оставаться в этой тяжёлой доле.

– Вы говорите, что человек может достичь ниббаны, когда его камма истощена. Знают ли дэвы о ниббане? Испытывают ли они боль и страдания, как другие существа?

– А почему бы и нет, достопочтенный сэр? Все будды, которые приходили учить мир, без исключения говорили, что мы должны превзойти дуккху. Они никогда не учили нас оставаться погрязшими в страданиях. Но мирские существа гораздо больше заинтересованы в своих любимых игрушках, чем в ниббане. Следовательно, ни один из них никогда не думает о её достижении. Все дэвы помнят и очень впечатлены концепцией ниббаны, как она была преподана каждым буддой живым существам повсюду. Но у дэвов всё ещё есть плотная паутина каммы, через которую они должны пройти, прежде чем смогут освободиться от небесного существования и пойти по пути ниббаны. Только тогда все проблемы прекратятся, и этот гнетущий, повторяющийся цикл рождения, смерти и перерождения, наконец, остановится. Но пока какая-то камма остаётся в существе – будь то хорошая или плохая – независимо от его сферы существования, дуккха также будет присутствовать.

– Многие ли монахи способны общаться с дэвами?

– Есть несколько, но их не много. В основном, это монахи, которые любят практиковать жизнь в лесах и горах, как и вы.

– Есть ли миряне с такой способностью?

— Есть немного, но их очень мало. Это должны быть люди, которые желают идти по пути Дхаммы и которые практикуют этот путь до тех пор, пока их сердца не станут светлыми и ясными. Только тогда они смогут узнать о нас. Телесная форма небесных существ кажется относительно грубой им самим, но она слишком тонка для восприятия обычным человеком. Поэтому только люди, чьи сердца ясны и чисты, могут воспринимать дэвов без труда.

– В священных писаниях говорится, что дэвы не любят находиться рядом с людьми из-за их отвратительного запаха. Что это за запах? Если он есть, почему вы все приходите ко мне так часто?

– Люди, которые имеют высокий уровень нравственности, не отвратительны нам. У таких людей имеется благоухание, которое вдохновляет нас поклоняться им, поэтому мы никогда не устаём слушать ваши рассуждения о Дхамме. Те, кто источает отвратительный запах – это люди, чья нравственность воняет, ибо они развили отвращение к нравственной добродетели, хотя она считается чем-то исключительно хорошим во всех трёх мирах. Вместо этого они предпочитают то, что отвратительно всем с высокими нравственными стандартами. У нас нет желания приближаться к таким людям. Они действительно отвратительны, и их зловоние распространяется далеко и широко. Дело не в том, что дэвы не любят людей, но это то, с чем дэвам приходиться всегда сталкиваться и испытывать при взаимодействии с людьми.

Когда Ачария Ман рассказывал истории о дэвах и других духах, монахи были очарованы: они забывали о себе, проходящем времени и своих чувствах усталости. Они желали, чтобы когда-нибудь также узнали о подобных вещах. И эта надежда наделяла их счастьем практиковать. Так было и тогда, когда Ачария Ман считал необходимым рассказать о своих прошлых жизнях или о прошлых жизнях других людей. Его слушатели жаждали узнать о своих прошлых жизнях и забывали о преодолении дуккхи и достижении ниббаны. Порой монах был поражён, обнаружив, что ум блуждает таким образом, и убеждал себя: «Эй, я начинаю сходить с ума. Вместо того чтобы думать о свободе от дуккхи, я гоняюсь за тенями давно ушедшего прошлого». Таким образом, он на некоторое время восстановил свою осознанность, но как только она снова ускользала, то возвращался к тем же самым мыслям. По этой причине многие монахи регулярно порицали себя за это.

Рассказы Ачарии Мана о дэвах и других посещающих его духах были весьма увлекательны. В частности, он говорил о том, что в мире духов есть свои преступники, как и у нас. Плохие существа, которые вызывают беспорядки, собраны и заключены в тюрьму в месте, которое мы, люди, назвали бы тюрьмой. Различные типы преступников заключены в разные тюремные блоки, и все камеры заполнены. Есть такие призраки мужского и женского рода. А еще есть очень жестокие типы, опять же либо мужчины, либо женщины. По безжалостности в их глазах было ясно, что они не ответят на доброту и сострадание.

Духи живут в городах, как и мы, люди. У них есть огромные города с лидерами, которые контролируются и управляются ими. Довольно много духов склонны быть нравственными и таким образом они заслуживают высокое уважение как от обычных призраков, так и от хулиганов. Для всех призраков естественно испытывать неподдельный трепет перед теми из них, кто обладает огромной могуществом и властью. Это не просто вопрос лести. Ачария Ман всегда утверждал, что влияние зла менее сильно, чем влияние добра. И то, с чем он сам столкнулся в городах духов, было ещё одним доказательством этого. Есть существа с накопленными заслугами, которые, тем не менее, рождаются в мире духов в результате своей каммы, но их нравственный характер всё равно не меняется, и поэтому они обладают большей властью. Одно такое существо даже способно управлять большим сообществом. Эти сообщества духов не разделяются на группы или касты, как это принято у людей. Вместо этого они строго придерживаются авторитета принципов Дхаммы. Последствия их каммы делают для них невозможным придерживаться того рода предубеждений, которые есть у людей. Природа их существования определяется природой их каммы – это неизменный принцип. Таким образом, то, как мы используем власть в этом мире, не может быть применено к иному миру. Ачария Ман очень подробно объяснял этот вопрос, но, к сожалению, я могу вспомнить только малую его часть.

Визиты Ачарии Мана к духам совершались психически через медитацию самадхи. Как только они видели его, то спешили сообщить всем, чтобы те тоже пришли и засвидетельствовали своё почтение, как это сделали бы мы, люди. Главный дух, который очень уважал Ачарию Мана и имел большую веру в него, провёл его на экскурсию мимо тех мест, где жили духи, включая «тюрьму», где содержались мужчины и женщины-преступники. Главный призрак объяснил Ачарии Ману условия жизни различных типов духов, указав, что заключённые духи были подлыми типами, которые необоснованно нарушали покой других. Они были приговорены и заключены в тюрьму в соответствии с тяжестью их преступления. Слово «дух» – это обозначение, данное им людьми, но на самом деле они являются лишь ещё одним типом живых существ среди многих других во вселенной, которые существуют в соответствии со своими собственными природными условиями.

Ачария Ман неизменно любил подолгу оставаться в горах и лесах. Пробыв в Накхонпханоме довольно долго, обучая монахов, он стал поневоле задумываться о своём собственном состоянии. Он часто размышлял о природе своей практики. Он знал, что ему всё ещё не хватает целеустремленности, чтобы довести до конца стоящую перед ним задачу. Стало ясно, что до тех пор, пока он будет продолжать сопротивляться этому призыву и продолжать учить своих учеников, его личная борьба будет откладываться. Он сказал, что с тех пор, как вернулся с центральных равнин, чтобы обучать монахов на северо-востоке, то чувствовал, что его читта не развивалась так быстро, как когда он жил один. Он осознавал, что должен еще раз приложить все свои усилия, прежде чем сможет достичь конечной цели и освободиться от всех забот о себе. В то время мать Ачарии Мана жила с ним в течение шести лет в качестве упасики (женщина-последователь, которая носит белые одежды и строго следует стандартным 8 обетам. Это современный эквивалент буддийской монахини. – прим.авт.). Его забота о ней мешала ему куда-либо идти. Поэтому, заручившись её согласием, он решил сопроводить её в Убонратчатхани. Затем он покинул Накхонпханом вместе с ней и многочисленной свитой монахов и послушников, направившись прямиком через горы Нонг-Санг, через Кхам-Ча-и и выйдя в район Лернг-Нок-Тха в провинции Убонратчатхани. В тот год он провел сезон дождей в Бан Нонг Кхоне в округе Амнат Чароэн провинции Убонратчатхани. Многие монахи и послушники оставались там с ним, и он активно их обучал. Пока он был там, число монахов и мирян, которые обрели веру и пришли обучаться под его руководством, неуклонно увеличивалось.

Однажды поздним вечером Ачария Ман сидел в медитации, и как только его читта успокоилась, ему явилось видение множества монахов и послушников, почтительно идущих за ним в приятной, спокойной манере, которая вдохновляла на преданность. Тем не менее, были и другие монахи, которые спешили мимо, обгоняя его без всякого уважения или самообладания. Ещё одни пытались пройти мимо него в совершенно недисциплинированной манере. И, наконец, некоторые держали в руках бамбуковые палки, чтобы сдавить ему грудь так, что он едва мог дышать. Когда Ачария Ман увидел, этих разных монахов, проявляющих такое неуважение, даже жестоко мучая его, он старательно сосредоточил свою читту, чтобы заглянуть в события будущего. Он сразу же понял, что те, кто почтительно шёл позади него в приятной, спокойной манере, внушающей преданность, были теми монахами, которые будут вести себя должным образом, преданно применяя его учение на практике. Это были монахи, почитавшие его и поддерживающие сасану, гарантирующие, что она будет процветать в будущем. Они могли бы принести пользу сасане и людям во всём мире, поддерживая преемственность традиционных буддийских традиций и практик в будущем. Почитаемые и уважаемые людьми на земле и существами во всех небесных сферах, они будут поддерживать целостность сасаны, следуя традиции Благородных, чтобы та не угасла и не исчезла.

Проходящие небрежно мимо него без всякого уважения были претенциозными людьми, которые думали, что уже всё знают. Они считали, что их собственная медитация даже превосходит медитацию их учителя, игнорируя тот факт, что ранее он руководил ими всеми в её правильной постановке. Они ни в малейшей степени не были заинтересованы в выражении благодарности за его наставничество в вопросах Дхаммы, потому что уже считали себя экспертами во всём. Поэтому они вели себя соответственно, что было губительно не только для них самих, но и для всей сасаны, включая тех людей, которые могли прийти к ним за руководством. Отравленные заблуждениями таких монахов, эти люди, в свою очередь, причиняли бы вред себе и другим, в том числе будущим поколениям, не понимая, на правильном они пути или нет.

Следующая группа состояла из тех, кто хотел просто пройти мимо него, сигнализируя о начале плохого отношения, которое будет развиваться и иметь последствия для будущего сасаны. Подобно предыдущей группе, они придерживались различных ошибочных взглядов, нанося вред себе и религии в целом. Вместе они представляли угрозу для сасаны, духовного центра всех буддистов. Из-за того, что они не смогли правильно оценить последствия своих действий, сасане грозило полное уничтожение.

Монахи, которые сдавливали грудь Ачарии Мана бамбуковыми палками, считали себя многое знающими и действовали соответственно. Несмотря на свои ошибочные действия, они не понимали правильность или неправильность своих поступков. Кроме того, они могли причинить буддийскому окружению и их учителю большой дискомфорт. Ачария Ман сказал, что он точно знал, кто был среди этой последней группы монахов, и что они вскоре доставят ему неприятности. Он был опечален тем, что они могут сделать это, так как те были его бывшими учениками, которым он давал согласие и благословление на проведение сезона дождей поблизости. Вместо того чтобы относиться к нему с уважением, которого он заслуживал, они планировали вернуться и потревожить его.

Через несколько дней губернатор провинции и группа правительственных чиновников приехали посетить его монастырь. Делегацию сопровождали те самые ученики, которые нападали на него в его видении. Не раскрывая им своего знания, он внимательно наблюдал за их действиями. Вместе они обратились к нему за помощью в сборе денег с местного населения для строительства нескольких школ в этом районе. Они объяснили, что это поможет государству. И всё это согласовали с людьми. Они чувствовали, что проект, несомненно, будет успешным, если Ачария Ман будет вовлечён в него. Как только он узнал причину их визита, то сразу понял, что эти двое монахов были главными зачинщиками этого хлопотного дела. Это было показано в его видении нападения. Позже он попросил тех монахов зайти к нему и наставил их в надлежащем поведении, соответствующем практикующему буддийскому монаху, того, чей образ жизни коренится в сдержанности и безмятежности.

Эта история рассказана здесь затем, чтобы помочь читателю понять таинственную природу читты: как она вполне способна познать как явное, так и скрытое, включая знание прошлого, будущего и настоящего. Ачария Ман неоднократно демонстрировал эту способность. Он вёл себя совершенно беспристрастно. Его мысли никогда не скрывали никаких тайных, мирских мотивов. Всё, что он говорил, проистекало из его знания и прозрения и было специально произнесено, чтобы заставить людей задуматься. В его намерения никогда не входило обманывать доверчивых людей или причинять им вред.

То, что здесь записано, было рассказано его ближайшему кругу учеников, а не просто кому-нибудь. Таким образом, писатель, возможно, и неправ, рассказывая такие вещи. Но я считаю, что это даст пищу для размышления заинтересованным людям.

Среди современных монахов камматхана, опыт Ачарии Мана отличается исключительной широтой размаха и поистине удивительностью: как в сфере его медитативной практики, так и в прозрениях, полученных благодаря его психическим силам. Иногда, когда обстоятельства складывались удачно, он конкретно и прямо говорил о своем интуитивном знании. Но в других случаях лишь косвенно ссылался на то, что знал, и использовал это в общих учебных целях. После своего опыта с пожилым монахом, чьи мысли он читал во время своего пребывания в пещере Сарика, он был чрезвычайно осторожен в раскрытии своих прозрений другим, несмотря на своё искреннее желание помочь своим ученикам увидеть ошибки в их мышлении.

Когда Ачария Ман откровенно указывал на то, что некий монах думает неправильно, или на то, что он думает правильно, его откровенность отрицательно влияла на слушателей. И вместо того, чтобы извлечь из неё пользу, они неизменно неправильно понимали его благие намерения. Обида на его слова легко могла привести к пагубным последствиям. Таким образом, большую часть времени Ачария Ман увещевал монахов косвенно, поскольку был обеспокоен тем, что виновные будут чувствовать себя смущёнными и испуганными перед своими собратьями. Не называя никого по имени, он просто давал предупреждение, чтобы подстегнуть их осознанность. Тем не менее, виновный порой становился ужасно расстроенным, будучи осужденным посреди собравшихся монахов. Ачария Ман очень хорошо знал об этом, так как это был наиболее действенный метод в любых обстоятельствах.

Некоторые читатели могут чувствовать недоверие по поводу некоторых вещей, которые описаны здесь. Приношу свои извинения, но я записал всю правду по поводу Ачарии Мана. Многие старшие ученики, жившие под его руководством, подтверждали и дополняли эти рассказы, оставив нам огромное количество историй.

В целом, внешние объекты чувств представляют наибольшую опасность для практикующих монахов. Им нравится думать о видимых образах, звуках, запахах, вкусах, телесном контакте и мысленных образах, касающихся противоположного пола. Хотя это непреднамеренно, тенденция делать так глубоко укоренилась в их личностях. Эти темы неизбежно были основными предметами предостережений Ачарии Мана, даваемых прямо или косвенно. Конечно, у монахов были и другие мысли, но если они не были особенно серьёзными, он не обращал на них особого внимания.

Вечерние встречи были самым важным временем за день. Ачария Ман хотел, чтобы участники его собрания были телесно и умственно спокойны. Он не хотел, чтобы что-то мешало им или ему самому, пока он говорил, что гарантировало, что его ученики получат максимальную пользу от слушания. Если в это время кто-нибудь позволял себе необузданные, нездоровые мысли, его обычно поражала молния – прямо посреди поглощавших его мыслей, прямо посреди собрания. Монах, мысливший столь безрассудно, начинал дрожать и чуть было не падал в обморок. Хотя ни одно имя не было упомянуто, разоблачения Ачарией Маном содержания отвратительных мыслей было достаточно, чтобы шокировать виновного. Другие монахи также были встревожены, опасаясь, что в минуту беспечности они сами могут стать жертвой подобных мыслей. Когда во время беседы по Дхамме непрерывно била молния, слушатели поддавались давлению и сидели очень внимательно, будучи на чеку. Некоторые монахи даже входили в медитативное состояние полного спокойствия в это время. Те, кто не достигал такого состояния, всё ещё могли оставаться спокойными и осторожными из страха, что молния может ударить снова, если их мысли будут блуждать, или, возможно, ястреб, которого они опасались, спикирует вниз, чтобы схватить их за голову!

По этой причине те монахи, которые жили с Ачарией Маном, постепенно развивали прочную основу для сосредоточения своих сердец. Чем дольше они оставались с ним, тем больше их внутреннее и внешнее поведение гармонировало с его собственным. Те, кто решил остаться с ним надолго, охотно подчинялись его решительным методам обучения. С терпением они приходили к пониманию всех искусных средств, которые он использовал, будь то в повседневной жизни или во время бесед о Дхамме. Они без устали наблюдали за ним, стараясь как можно тщательнее следовать его примеру. Их склонность стремится к Дхамме и серьёзно относиться ко всем аспектам ежедневной практики постепенно повышала их внутреннюю стойкость, пока в конце концов они не становились самостоятельными.

Те монахи, которые никогда не достигали положительных результатов от жизни с Ачарией Маном, обычно уделяли больше внимания внешним вещам, нежели внутренним. Например, они боялись, что Ачария Ман будет ругать их всякий раз, когда их мысли глупо блуждали. Когда он упрекал их за это, они становились слишком напуганными, чтобы думать о решении своей проблемы, как это должно было подобать монахам, обучающимися под руководством Ачарии Мана. Не было никакого смысла идти к превосходному учителю только для того, чтобы продолжать следовать своим прежним склонностям. Они приходили туда, жили там и оставались неизменными: слушая с теми же самыми установками и предаваясь тем же самым старым образам мышления. Всё делалось в привычной манере, отягощенной килесами, так что не оставалось места для помощи Ачарии Мана. Когда они покидали его, то уходили такими же, какими и пришли, оставаясь неизменными. Можете быть уверены, в их нравственности происходило мало изменений, заслуживающих упоминания, и пороки, охватывавшие их, продолжали накапливаться, не ослабевая. Поскольку они никогда не уставали от этого, то просто оставались, как и многие несчастные люди, без эффективных средств противостояния таким склонностям и изменения своего курса. Сколько бы они ни прожили с Ачарией Маном, они ничем не отличались от половника в котле со вкусной похлёбкой: никогда не зная вкуса похлёбки, половник просто перемещается из одного котла в другой.

Точно так же килесы, которые накапливают неизмеримое зло, подхватывают нас и бросают в этот котёл боли и страдания. Без сомнения, я сам из тех, кого подбирают и бросают то в один котел, то потом в другой. Мне нравится быть прилежным и прикладывать усилия, но что-то всё время нашёптывает мне быть ленивым. Мне нравится следовать примеру Ачарии Мана и мне нравится слушать и думать так, как он учил Дхамме. Но опять же, это что-то шепчет мне продолжать жить и мыслить в моём старом привычном стиле. Оно не хочет, чтобы я как-то изменился. В конце концов, мы доверяем килесам до тех пор, пока крепко не засыпаем и не начинаем делать всё по-старому. Таким образом, мы остаёмся просто нашими старыми привычными «я», без изменений или улучшений, чтобы можно было уважать себя или получить восхищение со стороны других. Привычные склонности – чрезвычайно важный вопрос для каждого из нас. Их корни похоронены глубоко внутри нас самих. Если мы действительно не прикладываем добросовестно усилия, наблюдая и подвергая всё сомнению, то эти корни ужасно трудно вырвать.

Ачария Ман отбыл из Бан Нонг Кхона вместе со своей матерью в начале сухого сезона. Они останавливались на одну или две ночи в каждом поселении, пока не прибыли в его родную деревню, где он жил некоторое время. Он наставлял свою мать и жителей деревни, пока все они не почувствовали успокоение. Затем он простился со своей семьёй и отправился бродить в направлении Центральной равнины.

Он путешествовал неспешно, в стиле монаха дхутанга: в чью особенность не входит спешка. Если он натыкался на деревню или место с достаточным запасом воды, то развешивал свой зонт-палатку и мирно практиковал, продолжая своё путешествие только тогда, когда восстанавливал силы тела и ума. Тогда все путешествовали пешком, так как машин не было. Тем не менее, он говорил, что никуда не спешил, ведь его главной целью являлась практика медитации. Путешествие пешком весь день по времени соответствовало медитации при ходьбе. Оставить своих учеников одних в Бангкоке было всё равно что вожаку слонов уйти из стада и в одиночку искать пропитание в лесу. Он испытывал чувство физического и душевного облегчения, как будто вынул из груди беспокоящий шип, который долго угнетал его. Со светом в теле и в сердце, он шёл через широкие, распаханные рисовые поля, погружённый в медитацию. Тени было очень мало, но он не обращал внимания на обжигающий жар солнца. Окружающая среда словно облегчала ему долгое путешествие. В руках он нёс свою чашу и зонтик-палатку, личные принадлежности монаха дхутанга. Хотя они и были громоздкими, он не чувствовал их тяжести. По правде говоря, он ощущал себя так, словно плыл по воздуху, освободившись от всех забот о монахах, которых оставил позади, ощущая полную отстранённость. Он больше не тревожился о своей матери, потому что обучил её насколько смог, пока она не обрела надежную внутреннюю стабильность. С тех пор он отвечал только за себя. Он продолжал идти, размышляя над этими мыслями, напоминая себе, что нельзя быть беспечным.

Медитируя таким образом, Ачария Ман шёл по безлюдным тропинкам. К полудню солнце начинало сильно припекало, и он искал подходящее тенистое дерево на опушке леса, чтобы немного отдохнуть. А затем спокойно сидел там, практикуя медитацию в тени дерева. Когда наступал поздний вечер и жара немного спадала, он двигался дальше с собранностью человека, осознавшего опасности, присущие всем обусловленным вещам, развивая ясный, постигающий ум. Всё, что ему было нужно, это небольшие деревни с достаточным количеством домов, чтобы обеспечивать его ежедневное хождение за подаянием, и, в промежутках по пути, подходящие места достаточно далеко от деревень, где он мог бы удобно остановиться для практики. Он некоторое время жил в наиболее подходящих местах, прежде чем двигаться дальше.

Ачария Ман сказал, что, достигнув леса Донг-Пхай-Йен между провинциями Сарабури и Накхонратчасима, обнаружил множество покрытых лесом горных хребтов, которые были особенно приятны его сердцу. Он хотел подольше остаться в этих местах, чтобы укрепить своё сердце, ибо оно уже давно жаждало вновь жить в уединении гор и лесов. Наткнувшись на подходящее место, он решил остаться на некоторое время и практиковать медитацию, пока не придёт время двигаться дальше. Таким образом неуклонно бродя по окрестностям. Ачария Ман рассказывал о здешних лесах и горах, изобилующих различными видами животных, и о своём восторге от наблюдения за живущими там оленями, дикими свиньями, самборскими оленями, летающими лемурами, гиббонами, тиграми, слонами, обезьянами, лангуарами, циветтами, дикими птицами, фазанами, медведями, дикобразами, древесными землеройками, сусликами и многими другими мелкими видами животных. Звери не выказывали особого страха перед ним, когда он встречался с ними в течение дня, пока они были заняты поисками пищи.

В те дни в лесистой местности не было никаких деревень. Те немногие изолированные поселения, что там были, представляли собой три или четыре дома, сгруппированные вместе для пропитания. Жители охотились на многочисленных диких животных и сажали рис и другие культуры вдоль края гор, где проходил Ачария Ман. Местные жители очень почитали монахов дхутанга, поэтому он мог рассчитывать на их подаяния. Когда он оставался среди них, его практика шла очень гладко. Они никогда не беспокоили и не тратили впустую его время. Они держались особняком и работали самостоятельно, так что его путешествие продвигалось без проблем, как физически, так и умственно, пока он благополучно не прибыл в Бангкок.

Ачария Ман. Духовная биография. Ранние годы – Ачария Маха Бува

Перевод выполнен:  Sharmath

Оригинальный источник:   Venerable Acariya Mun Bhuridatta Thera.
A Spiritual Biography by Acariya Maha Boowa Nanasampanno 2003.
….